напоминающие огромные стальные сигары, щелкнули звеньями цепи и ударили. Он услышал вскрик, и его лицо озарилось радостью. Он прекрасно владел своим телом — этой горой мускулов, каждая мышца была ему подвластна, каждое движение рассчитано — результат многих лет работы над собой. Послышался щелчок — это он ударил цепью, раскалывая человеческую голову пополам, разбрызгивая кругом горячую кровь.

Ее желанный запах разжег жуткий огонь в его мозгу. Убийца отбросил цепь и с диким остервенением и сноровкой повара глубоко вскрыл длинным охотничьим ножом тело жертвы, вырвал еще бьющееся сердце, отдирая мясо и потроха, выбрасывая окровавленные органы и кости. Полноводная река смерти наводнила ночь. И ничто, казалось, не в состоянии было остановить эти потоки.

Джек Эйхорд — перевоспитанный пьяница

Лет девять назад я бы не мог отказаться от сильного, дурманящего теннессийского виски. Я и сейчас помню, как оно выглядит в стакане, такое медово-золотое, янтарного цвета, с кубиками льда. Первый глоток обжигает внутренности, распространяя тепло. Господи, как же я любил выпить! И как не хотел бросать.

Но однажды я решил изменить свою жизнь. Девять лет назад. Я очень хорошо помню тот день — понедельник, как раз один из тех, что толкают на самоубийство. Настроение отвратительное, безнадежно мрачное и удручающее. Еще один номер гостиницы. Еще один ужасный день, полный депрессии, с большим количеством неприятных сюрпризов, затаившегося ужаса, от которого хочется укрыться в комнате и закрыть все ставни. Помню, что в один из таких же дурацких промозглых дней (тогда я учился на шестом курсе), одевшись в свитер и толстое, тяжелое пальто, нахлобучив шапку и укутавшись в шарф, я брел, не зная куда, устав от быстро пролетевших недель ничегонеделания, ожидая наступления каникул, когда можно наконец расслабиться, пожить в полную силу… Итак, в тот понедельник у меня было именно такое скверное чувство и даже во сто раз худшее. Мне пришла в голову мысль опохмелиться.

Я пошел куда-то в восточном направлении, точно не зная куда, чтобы выпить на последние деньги. А потом сидел в гостинице, кишащей тараканами, где-то в девять утра и пил «Черного Джека». Бесцельно и безнадежно. Я не знал, почему проснулся так рано, зачем сижу в этой грязной гостинице, не помнил, что было вчера. Наконец я вышел, забрался в свою машину, внутри которой воняло, как на винно-водочном заводе. С этого момента все и началось.

До сих пор помню ощущение тех холодных сидений. Мое горячее дыхание смешивалось с ветром — у меня и раньше бывала лихорадка, но такой не было никогда. Казалось, все тело рассыпается на куски. Я чувствовал, как каждая клетка моего организма разрывается от боли. И как раз здесь, на переднем сиденье моего «Чеви», именно здесь мне пришло в голову, что я стал алкоголиком. В пугающий момент отрезвляющей реальности я осознал, что забыл, кто я такой. Я не был точно уверен, кто находится в моей шкуре. Вспомнил свое имя, но более ничего. Это настолько выбило меня из равновесия, что я испугался и протрезвел.

Я помню, как опустил стекло в машине, как в голове стучали сотни барабанов, как меня вырвало. Это был последний раз, когда я серьезно напился. Но все же теперь я иногда пью холодное пиво, стакан или два. Иногда даже три. Но память о том тошнотворном состоянии сохранилась до сих пор. С того самого памятного дня я решил как-то организовать свою жизнь. Я вернулся в Мидуэст в полицию и женился на девушке, которая ждала от меня ребенка.

Многие удивляются, как я смог бросить пить «так легко». Попробую объяснить. Вы курите? Если да, то представьте себе, что к вам пришел врач, которому вы полностью доверяете, и говорит: «Отлично, дружище, если вы выкурите еще одну сигарету, то умрете. Тотчас. Все. До свидания». Если вы не составляете исключения, то даже те, кто выкуривал по пять пачек в день, бросят курить. Страх — удивительная вещь. Представьте себе следующее: умирающий курильщик написал на пачке сигарет, что если вы будете смолить так же, как он, курение убьет и вас. Это, конечно же, сработает более эффективно, чем пространные объяснения о вреде курения того, кто сам не курит. Так вот, у меня даже не возникало мысли выпить. Я с этим завязал.

Но все же мне нравилось думать о выпивке. Я действительно любил это дело. Мне даже нравилось совершать мысленно прогулки в какой-нибудь темный, пропахший потом бар где-то около половины третьего и представлять, как бармен наливает двойную или тройную порцию в мой стакан. Может быть, именно подобные ритуалы не позволяют пьянице выйти из этой системы. Но вполне вероятно, что он не может жить без выпивки из-за химического состава своего тела. Сам я никогда не сомневался, что каждый дюйм моего тела требовал алкоголя. Как в старом анекдоте о главном различии между алкоголиком и пьяницей — пьяница всегда пьет один. Думаю, что я пьяница, а не алкоголик. Скорее, перевоспитанный пьяница. Но не надо давить на удачу, а то, чем черт не шутит, все это опять вернется!

Чтобы вновь не запить, я страхуюсь картиной того дня, когда сидел в холодной машине, хватая ртом воздух и ощущая стук целой дюжины кувалд по собственной голове, задыхаясь от тошнотворного запаха в машине и пытаясь вспомнить, кто я, что я и куда направляюсь.

Как обычно, я проснулся один — я никогда не пользуюсь услугами проституток. Не тратя времени даром, сразу приступил к работе. Сейчас работа для меня — это вся жизнь. Я слишком долго обходился без Джоан и поэтому выкинул из головы все воспоминания о ней. Джоан была великолепна, соблазнительна и очень любила тратить деньги. Я забыл ее. Сначала в этом мне помогала работа, потом выпивка, потом опять работа. Оглядываясь на прошлое, которое меня уже больше не беспокоит, я понял, что кроме физической совместимости у нас не было ничего общего. Конечно, секс преобладал в нашей жизни, но Джоан совершенно правильно думала, что это еще не все.

Она начала работать над собой, стремясь стать еще более сексуальной, она посещала курсы, где ее учили готовить пищу для гурманов, читала книги по самоусовершенствованию. Мы просыпались каждое утро, пытаясь определить, что для меня важнее, — работа или Джоан, и, чтобы доказать последнее, она обычно насиловала меня перед тем, как я выпивал чашку кофе. Сначала это было ее неизменной обязанностью, но лишь до тех пор, пока у нее не появились конкурентки. Однажды я ушел со шлюхой и не ночевал дома, с тех пор наши отношения дали трещину. Достаточно было любого звонка, чтобы вывести ее из себя. И однажды вечером телефон зазвонил в тот момент, когда Джоан проводила один из своих великих кулинарных экспериментов, и она услышала от меня,