словах митрополита ту мысль, что церковные правила прежде были невразумительны для русских по несовершенству славянского перевода, который был затемнен множеством эллинизмов, и еще потому, что не имели толкований, а теперь приобретены в новом славянском переводе и с толкованиями, отчего ярко сияют и прогоняют тьму неведения, хотя, признаемся, эта тьма неведения невольно заставляет предполагать не одну только невразумительность церковных правил для русских в прежнее время, а совершенную их неизвестность или недоступность для разумения. Можно, говорим, понимать рассматриваемое свидетельство и в таком смысле, по крайней мере сообразно с историческими обстоятельствами. Ибо, если и употреблялся по местам в России славянский перевод церковных правил еще в XI и XII вв., то без толкований, которые в самой Греции явились не прежде второй половины XII столетия из-под рук известных юристов - Зонары, Аристина и Вальсамона. А митрополит Кирилл II действительно получил из Болгарии славянский перевод правил с толкованиями под именем Зонары. Во всяком случае, в первом ли или последнем смысле мы будем понимать свидетельство Кирилла II, мы должны согласиться, что он первый ввел в России славянскую Кормчую во всеобщее церковное употребление, первый приобрел для русских славянскую Кормчую с толкованиями.

Подлинный список Кормчей, присланный митрополиту Кириллу из Болгарии, не дошел до нас. Но сохранились два списка XIII в., оба с толкованиями, писанные вскоре по смерти Кирилла, и в одном из них не без основания можно видеть точную копию с присланного из Болгарии. Предварительно, однако ж, познакомимся с самими этими списками. Первый называется Рязанским, или Иосифовским, потому что был написан для Рязанского епископа Иосифа в 1284 г. В списке содержатся правила церковные сокращенные, как они изложены у Аристина, но по местам между ними встречаются и правила полные по изложению Зонары; равно содержатся и толкования Аристиновы, а по местам между ними Зонаровы. Другой список писан, по догадкам, в 1282 г. или несомненно между 1280-1294 гг. и называется Софийским по имени Софийского новгородского собора, в котором первоначально хранился. Тут - правила все по изложению только Зонары, одни полные, другие неполные или нецельные, т.е. не вполне, лишь по частям списанные, но сокращенных правил вовсе нет, а толкования те же самые, какие и в Рязанском списке. Таким образом, оба списка заключают в себе правила и толкования смешанные: первый - правила сокращенные и отчасти полные, второй - правила полные и отчасти неполные или нецельные, оба толкования Аристиновы и по местам Зонаровы. Следовательно, списки различны между собою только по изложению правил и сходны по толкованиям. Различны они еще по самому переводу правил, который в Софийском списке гораздо древнее, чем в Рязанском, и сходны по переводу толкований, который в обоих списках буквально тот же. Наконец, последнее сходство между списками можно находить в том, что перевод, помещенный в каждом из них, сделан не в России, а в Болгарии или вообще у южных славян, судя по некоторым словам, встречающимся в этих переводах, южнославянским, которые в России не употреблялись; последнее различие - в том, что в Рязанском списке помещены только статьи, переведенные с греческого, и нет статей русских, а в Софийском - к греческим статьям присоединены и русские, как-то: послание митрополита Иоанна к Иакову черноризцу, ответы Нифонта Новгородского на вопросы Кирика, церковный устав Владимиров и др. 3

Обратимся теперь к решению вопроса, какой же из этих двух списков можно признать копиею с первоначального, присланного митрополиту Кириллу. Нет сомнения, что сам митрополит Кирилл пользовался тем именно списком, какой получил из Болгарии. И что же? В той самой речи, или соборном деянии, в начале которой митрополит так ясно засвидетельствовал на Владимирском Соборе о достоинстве своего списка церковных правил, вскоре за тем приводится второе правило Халкидонского Собора. В каком виде и переводе? В том точно виде сокращенном (т.е. по Аристину) и в том буквально переводе, как оно читается в Рязанском списке, а отнюдь не в том виде и не в том переводе, какой находится в списке Софийском 4. Этого мало. Рязанский список переписан был в 1284 г. в Рязани со списка, присланного по просьбе Рязанского епископа Иосифа из Киева от митрополита Максима. Трудно поверить, чтобы спустя четыре года по смерти митрополита Кирилла при Киевской кафедре существовал уже какой-либо другой список церковных правил, а не тот, который так недавно добыт из Болгарии, тем более что митрополит Максим как грек лично не имел никакой нужды ни отменять прежнего списка славянской Кормчей, ни вводить нового. Но - что особенно важно - рязанские переписчики поместили в своем списке от себя известие: при ком, когда и как совершен их труд, - и в этом известии они, очевидно, воспользовались не только мыслями, но даже выражениями из письма болгарского деспота Святослава к митрополиту нашему Кириллу II и из приписки, или заметки, Драгослава, одного из переписчиков Книги церковных правил, присланной из Болгарии этому митрополиту 5. Явный знак, что список, доставленный из Киева в Рязань для снятия копии, был именно Кирилловский и содержал в себе помянутые и письмо Святислава к Кириллу, и заметку Драгослава, иначе как могли узнать о том и о другой рязанские переписчики и с чего бы вздумали подражать им? Между тем в Софийском списке Кормчей вовсе нет ни этого письма болгарского деспота к нашему митрополиту, ни приписки Драгослава, ни даже какого-либо подражания им. Кроме того, известно из последующих списков славянской Кормчей, что приписка, или заметка, Драгослава помещена им именно после предисловия к правилам Карфагенского Собора: рязанские переписчики в этом самом месте оставили пробел, не решившись, может быть, переписать заметки Драгославовой потому, что уже воспользовались ею прежде от собственного лица в своем известии, с некоторыми только переменами 6. Таким образом, нам кажется, есть достаточные основания признавать копиею с Кирилловского списка Рязанский, а не Софийский 7. Скажут ли, что деспот болгарский Святислав назвал Книгу правил, отправленную к митрополиту Кириллу, Зонарою, а в Рязанском списке содержатся преимущественно и правила, как они изложены у Аристина, и толкования Аристиновы? Но содержатся также, хотя в меньшем количестве, правила и толкования по изложению Зонары. Следовательно, не в точном смысле Святислав мог назвать и такой список Зонарою по имени одного из толкователей, а не обоих, может быть потому, что имя Зонары более было известно и более уважалось. С другой же стороны, ведь и в Софийском