падает?»

«Ну, доктор Джеймс, это же очень просто. Земля покоится на спине гигантской черепахи!»

Получив столь неожиданный ответ, Джеймс на мгновение задумался. А потом, с нотками триумфа в голосе, задал маленькой леди простой вопрос: «Леди, ради всего святого, скажите, почему же не падает эта гигантская черепаха?»

«Нет-нет, доктор Джеймс!» — ответила маленькая пожилая леди — «Вы меня не собьете — ведь там черепахи до самого низа! ^[1]»

Предисловие. Непосредственный контекст

В марте 1986 года мы, Джон Гриндер и Джудит Делозье, провели в Сан-Франциско семинар под названием «Предпосылки личной гениальности». В нем участвовали люди из Северной и Южной Америки, Европы и Африки.

Более двадцати пяти лет мы занимались моделированием людей, которые в нашем обществе считаются гениями. В процессе моделирования мы снова и снова обнаруживали одни и те же простые личные умения — совершенно независимо от того, был ли гений гипнотизером, специалистом по стратегическому планированию, танцором или мастером ведения переговоров. Хотя эти умения, эти формальные принципы и кажутся несложными, они не так уж просты. Нашей задачей на этом семинаре было помочь его участникам создать определенные условия для развития и интеграции этих умений — предпосылок личной гениальности. Эта книга — последовательная запись семинара в Сан-Франциско, и она служит той же цели. Однако нужно понимать, что существуют глубокие различия между семинаром, когда общение происходит лицом к лицу, и письменным текстом. Основное различие таково: на семинаре общение происходит по большей части невербально, а письменный текст, конечно же, полагается только на язык.

Таким образом, перед нами стояла задача создания сбалансированного текста, соответствующего опыту семинара, и в то же время изложенного исключительно при помощи линейного вербального кода. Выполняя эту задачу, мы внесли в текст некоторые дополнения. Они обеспечивают ему универсальность и возможность участия со стороны читателя и восполняют пробелы, которые в непосредственном опыте семинара были заполнены невербальными аспектами общения. Таким образом, эта книга — отчасти расшифровка стенограммы семинара, а отчасти — перевод фрагментов невербальной коммуникации этого семинара в вербальный код. И еще: семинар завершился через пять дней. Он остался, а в более глубоком смысле, остается и сейчас, незаконченным — и для нас, и для участников. Был запущен процесс. Точно так же незакончен этот текст. И пусть он пройдет через всю цепочку отражения в вашей нервной системе.

Исторический контекст

Итак, причем тут черепахи?

Западный человек ХХ века гордится тем, как много у него сегодня возможностей. Если у него достаточно денег, житель запада может, купить, например, Шевроле Блейзер, полноприводный джип Тойота или Форд Мустанг — но еще важнее, он может вообще не иметь машины.

Точно так же современный западный человек может выбрать эпистемологию, основанную на непосредственном опыте, эпистемологию, основанную на вере и духовности, и даже нигилистическую эпистемологию — но еще важнее, он не может не иметь эпистемологии. Он может не хотеть ее иметь — он может даже из всех сил сопротивляться какой-то определенной эпистемологии, но в таком случае само сопротивление становится эпистемологическим актом.

Четверть века назад Грегори Бейтсон обнаружил и описал в своих работах важнейший факт человеческой коммуникации. Этот факт настолько очевиден, что в течение столетий он буквально бежал из работ весьма одаренных исследователей человеческого поведения. Когда два представителя нашего вида оказываются лицом к лицу, и один вступает в коммуникацию с другим, и при этом соблюдены все другие необходимые условия (например, эта коммуникация воспринимается сенсорными каналами другого человека, и т. д.), этот другой человек не может не вступить в коммуникацию. Конечно, у него есть большая свобода выбора, как именно он ответит — в словах, жестах, звуках, движениях. И первый человек, конечно же, воспримет все это как ответ на его начальную коммуникацию. Заметьте, что даже отказ отвечать сам по себе уже есть коммуникация. Когда кто-то говорит, что не может общаться с кем-то, его позиция эпистемологически не обоснована. На самом деле он имеет в виду, что пока что не может получить от этого кого-то тот ответ, который ему нужен.

Коммуникация и эпистемология в этом отношении одинаковы — они вездесущи. Невозможно не вступить в коммуникацию, и точно так же, невозможно не иметь эпистемологии — она может быть неосознаваемой, нежелательной, абсолютно недоступной ее владельцу, но она с точностью отражается в поведении этого человека.

Эпистемология — это гуманитарная дисциплина, которая систематически исследует возможности человеческого знания. Начав с того, что мы можем знать, и как мы узнаем, что, как мы думаем, мы знаем, эпистемология переходит к вопросу о том, знаем ли мы что-нибудь вообще. То, что люди Запада считают эпистемологию неким тайным знанием — красноречивое свидетельство того, насколько не исследованы основания наших убеждений, ценностей, актов восприятия. А также — критический показатель, насколько все еще не изучены основания и мотивы поведения, вытекающего из наших убеждений, ценностей и восприятия.

Жители Запада обычно смеются, когда впервые слышат шутливое определение пессимиста и оптимиста. Пессимист — это человек, который воспринимает ситуацию, оценивает ее и ведет себя так, как будто стакан наполовину пуст. А оптимист, конечно же, воспринимает и оценивает ситуацию и действует так, как будто стакан наполовину полон.

Не так забавны истории вроде рассказа об одном эксперименте, как будто бы проведенном в Нью-Йорке несколько десятилетий назад. Детей одного возраста случайным образом разбили на две группы, А и Б. Эти группы обследовали с помощью тестов, измеряющих IQ и уровень притязаний. Различия в результатах между группами оказались незначительными. Затем учителям, которые должны были в новом учебном году отвечать за обучение этих детей, сказали, что по результатам тестирования дети из группы А — одаренные, а дети из группы Б имеют трудности в обучении. Спустя шесть месяцев эти две группы снова прошли через те же тесты. И результаты тестирования показали, что и дети и учителя сумели превратить эту ложь в реальность. Группа А оказалась одаренной, а Группа Б — отстающей.

Наконец, совсем не смешны многие реальные факты, пропущенные через вялые фильтры снижения важности, которые мы называем средствами массовой информации. Эти факты ясно показывают