нельзя. Отравиться можно. Однако я всегда (как и она, впрочем) все делал на «авось пронесет». Может, в чем-то я был экспериментатором, по крайней мере, мир заставлял нас идти на эксперименты. И все же я был ничем не лучше всех остальных в этой холодной квартире.

Когда я налил в синюю кружку с рисунком Базлайтера кипяток, то в коридоре послышались мягкие и ритмичные шаги. Проснулась Олеся. Тоже рано. Она в бежевом халате прошла по коридору, сверкнув взглядом голубых глаз, и скрылась в ванной, едва успев мне кивнуть головой и тем самым пожелать доброго утра. Я тоже кивнул. Она этого не видела, но знала, что сделал я именно это (просто напросто, больше никто этого сделать не мог по простой причине отсутствия). Кроме шипения воды в чайнике на неостывшей плите, послышался схожий шипящий звук водопроводного крана. Точнее, это было скорее гудение, чем шипение. Нам бы давно не мешало пригласить в дом сантехника, да только, пока тут все не утонут, этому сбыться, чует сердце мое, не суждено.

Я металлической ложкой бью и мешаю заварку в стакане, чтобы быстрее заварилась, иначе опоздаю в университет. А первой парой у меня дикий преподаватель по «Правам человека», в случае опоздания просто выгонит меня из аудитории, и потом зачет ему сдавать будет крайне тяжело. Он личность известная в нашем универе, да и за его пределами. Из категории тех, кто думают, что их предмет самый важный во вселенной и что студенты там должны знать все наизусть о Великой хартии вольностей и прочей никому не нужной доктрине справедливости в современном мире, управляемом хладнокровной технократией. В белорусской системе образования я разочаровался спустя нескольких недель жизни в нашей любимой столице.

Пошарив по полкам, сахара я не обнаружил, поэтому всю горячую жидкость пришлось выпить в ее горьком виде. Сплюнув в раковину попавшую в рот черную заварку и вылив туда же остатки чая, я пошел обратно в комнату, краем глаза узрев в дверном проеме согнувшуюся Олесю, которая, по всей видимости, умывалась.

Пошарив в деревянном шкафу, я достал синие джинсы, слегка зеленые от грязи у пят, но вполне чистые для походов в «землю обетованную». Под ними была красная майка, а мешковатый свитер серого цвета я нашел на стуле, что стоял впритык к моей кровати. На стул я обычно складывал носки и майки. Как там оказался свитер, я не помнил, да и не утруждал этим свой мозг. Глубоко вздохнув, я со скрипом открыл форточку, впустив прохладного осеннего воздуха с улицы в наше одинокое четырехстенное пространство. Так будет лучше. Пусть проветрится минут десять. Потом в комнату придет Олеся и закроет форточку, и, укутавшись одеялом, она положит несколько тетрадок в свою сумочку и тоже пойдет на учебу. Может быть, ближе к обеду, мы пересечемся где-нибудь в метро или на проспекте Независимости. Она, как всегда, поздоровается, улыбнется и попросит сигарету. Я не стану ей отказывать.

Мой портфель цвета хаки лежал под кроватью. Измазанный пылью, он теперь был у меня в левой руке, а правой я сгребал в него всякие ручки и карандаши с тетрадками. «Права человека», «Этика». Ах да, надо бы взять спортивные штаны: сегодня третьей парой у нас была физкультура.

Когда я зашнуровывал кроссовки, из ванной вышла Олеся и вновь прошла мимо меня, обдув легким ветерком и приятным запахом духов, которыми она вкусно пахла с самого нашего знакомства в сентябре…

— Олеся! — сказал я негромко, чтобы никого не разбудить.

Она показалась через несколько секунд и смотрела на меня, опершись на дверной косяк. Когда я видел ее с утра, то отмечал каждый раз растерянность во взгляде.

— Дверь за мной закрой… — и я вышел прочь. Привычка закрывать всегда дверь была у меня одного, привитая с самого смутного постсоветского детства — времени высокой преступности и социальной апатии, когда ощутимыми были последствия холодной войны.

Выходя из тихого подъезда, я услышал щелчок нашего замка, и мое лицо заставил прищуриться все тот же морозный воздух. Я слегка съежился и надел на голову шапку. А теперь меня ждала остановка. Для того чтобы на нее попасть, нужно было пройти через школьный стадион, в такую рань, конечно же, почти пустой. Я зашел за ограждение, и мои ноги ступили на обмороженную и местами обледеневшую беговую дорожку. Смачно хрустя кроссовками по кусочкам льда, я пересек пустое футбольное поле и, перейдя дорогу, стоял рядом с людьми, ожидающими нужного транспорта. Мне подходило почти все, что тут могло идти: 19-ый и 59-ый троллейбус или 82-ой автобус, ходивший намного реже. Рядом со мной, у продовольственного ларька, стоял подозрительного вида дядя и покупал пиво. Алкаш. Вероятно, бухал полночи в гараже с друзьями, а теперь вот опохмеляется. Взяв пиво, дядя повернулся лицом к дороге, засветив свой невероятно яркий красный нос, и поплелся в сторону жилых домов.

Набитый тралик, выкрашенный в синий цвет, вскоре прибыл. И я, потеснив стоявших в дверях людей, попал-таки в салон общественного транспорта.

Всего две остановки — и на улице Красивой я должен выходить.

Почти все люди вышли из троллейбуса и разрозненной колонной двинулись ко входу в метро.

Станция метро «Институт культуры»… Я прохожу мимо лотков и бабусек, торгующих всякого рода фруктами… Вообще все внутреннее помещение переходов перед станцией напоминает мини-рынок с ширпотребом сомнительного качества и ручного производства.

Тут и там продают старомодные кофты и джинсы. Где-то недалеко ларек с цветами, врезавшийся в стенку. Поодаль бабушка с шерстяными носками и беретиками. Напротив нее зеленая стена увешана дешевыми мягкими игрушками и прочей дрянью…

Миновав все это и пройдя через стеклянную дверь, я стоял возле компостера и рылся в кармане в надежде найти талончик на метро.

Вскоре мятый талон был пробит и отдан на растерзание кондуктору, зевающей и сонной полной женщине в синей жилетке.

Я спустился на платформу и, разглядывая рекламу на мониторах, шел к ее центру: там была лавочка и еще через две станции было удобнее переходить на Автозаводскую линию, что приведет меня прямиком к моему университету. Только надо будет еще две остановки на тралике ехать, на родную площадь Ванеева…

Я в метро, сижу на сиденье в вагоне, а поезд мчится по темному тоннелю.

Метро — это темные коридоры сознания. Люди в вагонах с тусклым светом, всегда полусонные, словно ушедшие в себя. Многие сидят и дремлют, задумавшись о смысле жизни. Некоторые читают скудную рекламу, чаще всего о курсах иностранного языка и о том, как выиграть на бирже… Для всего этого нужны деньги, которых у нас становится все меньше и меньше,