постепенно в людей-колобков, обладающих неизменным здоровьем и показным добродушием. Мазин повел себя прилично случаю, подумав, впрочем, что часто такие люди умудряются совмещать благодушие с расчетливостью и завидной настойчивостью в достижении цели.

Тем временем Трофимов, наблюдавший Горбунова из глубины кресла, устроился поудобнее и расслабился. Торопливо-приподнятая речь инженера вызвала у него чуть заметную усмешку.

— Я прекрасно понимаю, уважаемый Игорь Николаевич, что в ваших сложных трудах мой случай — мелочь, так сказать, минус-факт. Но не пренебрегайте радостью, доставленной скромному труженику. Я в эту машину не только бессонные ночи, мечту свою вложил.

Мазин не без труда вытащил руку из пухлой ладони Горбунова, и тот благодарно и почтительно, пятясь, как японец, вышел из кабинета, не показав спины.

— Улыбаешься? — Мазин повернулся к Трофимову. — А ведь ради таких минут и работаем.

Инспектор принял обычную, деловую позу.

— Пороть его нужно было. В детстве. И иже с ним. Чтобы шляпами не вырастали.

— Не бурчи, Трофимыч. Шляпы еще долго не переведутся. Что ты мне на стол подложил?

— Рапорт по Крюкову. Вместе с приложением.

Приложением он назвал старую монету с отверстием посередине и полустертыми иероглифами, служившую, видимо, брелоком, судя по продетой в отверстие цепочке. Монета лежала поверх рапорта. Мазин потянулся к ней, но тут после короткого стука приоткрылась дверь, и в кабинете вновь появился Горбунов.

— Я очень, очень извиняюсь. Простите мелочность, Подарок. Память о встрече. Чем лишний раз беспокоить, лучше сразу. Не правда ли?

— О чем вы? — не понял Мазин.

Коротким пальцем инженер указал на брелок.

— Это ваша вещь? — спросил Мазин.

Трофимов в кресле наклонился вперед.

— Моя, моя. Я оставил эту штучку в машине.

— Ясно, — проговорил Мазин вопреки истине. — К сожалению, придется немного подождать. Эта монета — вещественное доказательство, и я не могу вернуть ее немедленно.

— Понимаю, понимаю, — забормотал Горбунов, скрывая огорчение, и вторично проделал знакомый путь спиной вперед.

Мазин встретился взглядом с Трофимовым, и оба не сразу нашлись, что сказать.

В рапорте инспектор писал:

«В кармане погибшего обнаружена монета серебряная, предположительно китайская, старая, которую мать Крюкова принадлежавшей сыну не признала, и заявила, что никогда ее у сына не видела.».

— Как же прикажешь понимать, Трофимыч?

Инспектор ответил осторожно:

— Если Крюков взял монету в машине, он мог быть участником налета.

— Если?..

— Не верите, что нам повезло?

— А ты веришь?

— Я суеверный, — уклонился Трофимов.

— А чутье твое хваленое что подсказывает?

— Чутье подсказывает: нужно работать. «Кто умеет трудиться, тому начинает везти», — процитировал Трофимов не без ехидства любимую фразу Мазина.

Тот засмеялся:

— Безошибочное у тебя чутье…

Так неожиданно потертая монета с иероглифами связала нападение в НИИ со смертью Владимира Крюкова.

По первому впечатлению о потерпевшем хотелось сказать с досадой: «Эх, дурак!». Но потом приходило чувство естественного сожаления. Как-никак погиб парень, хоть и нелепо, по собственной вине. Труп Крюкова, работавшего в таксопарке слесарем, нашли неподалеку от загородного ресторана «Мельница». Нашли на рассвете, однако умер он, по заключению экспертизы, около полуночи и лежал на отмели метрах в ста от ресторана. Нетрудно было предположить, что, выпив лишнего, Крюков вышел проветриться, подошел к берегу, может быть, пытался умыться, упал и захлебнулся. При нем и оказалась монета-брелок, которую мать в числе сыновних вещей не признала, а Горбунов назвал своей и заявил, что монета взята из его угнанной машины.

Заявление инженера заставляло по-иному взглянуть на смерть Крюкова. Действительно ли он жертва несчастного случая?

В самом деле, официанты в «Мельнице» отрицали, что видели Крюкова. Но, учитывая, что обслужен он был, как можно было судить по данным экспертизы, сверх меры и правил, верить им полностью не приходилось. Не нашлось и следов, ведущих к воде. Однако идти из ресторана Крюков должен был дорожкой, где топтались многие, а потом по отмели, что после каждого проходившего парохода обмывалась речными волнами. Так что противоречивых соображений приходило в голову Много. Наконец и показания матери Владимира, которая, несмотря на горестное состояние, смогла сообщить, что сын в последние дни был подавлен, раздражителен и часто нетрезв, чего раньше за ним не водилось, лишь усложняли общую картину, ничуть ее не проясняя.

Все эти сомнительные «pro» и «contra» Мазин и Трофимов рассмотрели в кабинете, разложив на столе план города, на котором Мазин пометил НИИ, шахматный клуб, место, где нашли брошенную «Волгу», а теперь и ресторан «Мельница».

— Ну, что ж, — подытожил Мазин. — Исходных данных — ворох. Однако печка, от которой можно плясать, пожалуй, наметилась. Нападение, разумеется, планировалось заранее, и использовали они, по всей видимости, машину не случайную, а ту, которую намеревались угнать. Отсюда можно предположить, что привычки Горбунова, в частности, его визиты в шахматный клуб, были похитителям известны. Кто-то из них мог взять из машины брелок, который позже оказался у погибшего при неизвестных пока нам обстоятельствах Крюкова. Говорю осторожно, потому что подозревать участие Крюкова в налете преждевременно. Не возражаешь, Трофимыч? Инспектор кивнул, соглашаясь. Ему всегда было приятно слушать четкие доводы Мазина, может быть, потому, что самого его сковывала строгая логика.

— Займемся семьей Крюкова, Игорь Николаевич?

— Да. Но деликатно, очень деликатно.

— Понимаю. А Горбунову благодарность в приказе? — пошутил Трофимов.

— Поблагодарим, если заслужит, — ответил Мазин серьезно. — Когда перелопатим весь ворох.

— «Навозну кучу разгребая», — процитировал инспектор любимого Крылова.

И оба подумали, что нет никакой гарантии найти на дне вороха жемчужное зерно. Впрочем, может оказаться оно и на поверхности. Однако такое случается редко, очень редко.

Горе обрушилось на семью Крюковых неожиданно, придавило непоправимостью. Уже схоронили Владимира, а все не верилось, что ушел он навсегда. Ведь не ждали плохого, не могли и во сне такое увидеть. Да и О чего бы? Жил парень, как все, учился — хоть в отличниках не ходил, но и во второгодниках не числился. После десятилетки в армию пошел, командиры довольны были. Отслужил, на работу устроился, можно бы и жениться…

Вот с женитьбой, правда, не гладко шло. С одной стороны, сам сыновний