развивать ее. Студенту предоставляется ведь достаточно возможностей видеть больных на лекциях, при курировании, а также в течение практического года; на практике талант будет сам собою совершенствоваться. Очень сомнительным нахожу я далее рассуждение, будто интуиция являет собою особый вид познания, равный по своей надежности индуктивному методу исследования. Зауербрух ставит на одну доску «субъективное переживание»и «объективное познание»; мало того, он признает за первым даже некоторое преимущество. Прежде всего подобное разграничение является совершенно недопустимым: ведь объективное познание тоже основывается на субъективном переживании, ибо каждое объективное знание приобретается путем восприятий наших чувств, стало-быть, путем субъективного переживания. Таким образом, интуиция, в сущности, также базируется на восприятии определенных признаков, свойственных возникающему в сознании представлению; но здесь процесс охватывания, сравнения, противопоставления — словом, вдумчивого взвешивания сказывается молниеносно быстрым течением представлений, заметно окрашенных к тому же аффективным тоном; при этом нам кажется, что цепь мыслей лишена некоторых звеньев, и все идет как бы скачками. Возникающее при этом представление может оказаться совершенно новым; тогда мы имеем вспышку творческой, гениальной идеи, как в приводимом Зауербрухом примере Гёте, у которого при созерцании черепа зародилась позвоночная теория происхождения черепа. Или же представление уже имелось налицо в складах памяти человека — к этому сводится в некоторой степени врачебный глаз, который по немногим признакам усматривает во весь рост картину болезни, не прибегая к подробному исследованию и анализирующему размышлению. Примеру Гёте соответствовал бы такой случай, когда интуиция внезапно открыла бы новую картину болезни. Но и здесь необходима наличность опыта, как и при врачебном глазе. Сколько-нибудь приблизительная надежность этого метода может быть достигнута лишь на почве большого опыта и гениальных способностей. Во как же рассуждает Зауербрух, рассказывая о Гётевском открытии? Рефлексообразно возникшее у Гёте суждение о том, что затылочная кость является, в сущности, позвонком, могло быть доказано позднейшими анатомо-биологическими работами. Стало быть, для доказательства все же потребовалась научная работа.И все великие естествоиспытатели потом уже искали доказательств в подтверждение своих гениальных прозрений. Не может быть и речи о том, что интуиция по степени достоверности равна точному естественно-научному исследованию, хотя в творческом отношении она, разумеется, стоит выше. Кроме того, было бы заблуждением характеризовать интуицию не как мыслительную деятельность, а как процесс из сферы чувства.

Я далек от того, чтобы не ценить интуиции. Всем великим и новым мы, в конце концов, обязаны именно интуиции. Признаком значительного и творческого ума надо считать не то, что он многому научился, а то, что ему пришли в голову новые идеи. Это достаточно известно, и нет никакой нужды ради этой повседневной истины приводить интуицию Гёте о позвоночной теории черепа. Наитие (гениальная интуиция) заключается в том, что из бесчисленного множества возможных ассоциаций и представлений в сознании возникает идея, оказывающаяся плодотворною и реально ценною. Наитие, не отвечающие этому условию, будет лишь фантазией, мечтой, иногда просто нелепостью. При изучении закрепляются памятью впечатления и ассоциации. Наитие открывает новые ассоциационные пути, захватывает старые как будто бессвязные представления и создает новые. Но оно во всяком случае опирается на наличный запас представлений. Нередко новое открывается тому, кто последовательно доводит до конца комплекс представлений, не довольствуясь готовым заключением, кто умеет «сомневаться», «удивляться», не доверять. Вера, доверчивость в области науки зачастую оказывались тормозом прогресса, а в науке очень многое держится на вере. In verba magistri jurare!^[1] При дальнейшем обдумывании всегда наталкиваешься на неразрешенные вопросы, которые и наводят путем наития на новые идеи. Геккель высказал, что естествоиспытатель должен обладать фантазией: сам он был ею одарен в избыточном количестве. Правильно было бы сказать: естествоиспытатель должен обладать наитием. О наитии далеко не сразу можно заключить, является ли оно нелепым или ценным. Часто правильная оценка возможна лишь путем исследования. Нередко забывают, что наитие присоединяется к углубленному размышлению, правда, далеко не всегда в момент размышления, но потом, как вспышка памяти, как гром при ясном небе. При размышлении мы приходим по длинным рядам представлений, сочетавшимся в нашей памяти, мы их противопоставляем, сравниваем, разнообразно группируем. При этом могут внезапно появиться ассоциации, которых в запасах памяти, по крайней мере в сознательной форме, как-будто не было, так как не все члены комплекса представлений нам ясны. Так подготовляется почва для интуитивно возникающей идеи, для наития. Разгадывание загадок и тому подобное, а также многие игры основаны на упражнении способности к творческому размышлению, которое и разрешается наитием. Высоким смыслом проникнуты не только детские игры, но игра вообще. Каждый случай разумного наития указывает на некоторое знание дела. Способность к наитию ничуть не ослабляется придельным изучением предмета и ознакомлением с «мелочами»; она скорее получает при этом большую ценность. Наши великие художники и ученые в большинстве отличались большим прилежанием, подчас даже педантизмом в кажущихся мелочах. Свободный полет ума на самом деле тормозится отнюдь не знанием и исследованием, но замыканием в застывшие правила буквоедством, догматикой, т. е. тем, что является как раз противоположностью индуктивному исследованию и истинной науке. Если мы хотим не только дать нашим ученикам знание и умение, но и воспитать в них творческие способности, мы прежде всего должны их приучить к размышлению. Дело не в шаблонном, механическом, заученном, бессвязно нагроможденном знании, но во вдумчивом усвоении.

Почему Зауербрух ссылается на Креля (Krehl), — трудно понять. В упомянутом Зауербрухом докладе (Munch. Med. Woch., 1926, № 38) Крель говорит об интуиции: «Гораздо больше людей ее себе приписывают, чем имеют в действительности. Очень ведь удобно не тратить времени па обстоятельное исследование больных, но делать смелые априористические заключения на основании одного лишь взгляда. Я это считаю самым негодным приемом». В другом месте Крель присоединяется к Гельмгольцу, считающему созерцание (Anschauung) особою формою