чтобы идти, а не бежать, Саня направилась обратно. И опять никого у загса не нашла. Значит, ошибки нет. Значит, на земле нет ни правды, ни честности…
Саня вдруг остановилась. Господи, да это же Андрейка Железняк! Что ж он тут торчит?
Андрейка уже увидал Саню и со всех ног бросился к ней.
— Саня, — сказал он, — Ивана вызвали к директору завода, он пошёл, а тебя просил у нас подождать. Очень важное дело, но он скоро будет…
Ничего, кроме удивления, не отразилось на лице Сани.
— А зачем он мне нужен? — спросила она. — Я иду в магазин, ничего особенного покупать не буду, обойдусь и без носильщика. Передай привет Ивану и сёстрам.
И она спокойно, подчёркнуто медленно прошла мимо Андрейки. Домой она шла так же медленно, никого не замечая, не отвечая на приветствия. Пришла, открыла дверь, легла на кровать лицом вниз, вцепившись зубами в подушку, и застыла. Мыслей не было, осталось только чувство страшного, непоправимого горя и позора. Так проходили минуты, час, полтора.
В дверь постучали. Девушка не шевельнулась. Она узнала этот стук — это Иван, пришёл посмеяться…
Стук повторился. Раз, два, три… уже не косточки пальцев, а боксёрские кулаки колотили в дверь. Послышалось:
— Саня, открой! Я знаю — ты дома!
Девушка не шевельнулась.
— Саня, открой, я должен тебя видеть. Если не откроешь, я выломаю дверь.
Плохонький замок не выдержал, дверь распахнулась, Иван вошёл в комнату. Девушка вскочила с кровати.
— Если ты сейчас не уйдёшь, я закричу!
Глаза её пылали гневом.
— Я сейчас уйду, но послушай одну минутку.
— Не буду я тебя слушать.
— Нет, будешь… В десять меня вызвали к директору.
— В воскресенье?
— Да, в воскресенье. Я освободился только сейчас, тебе пришлось там ждать, но я хотел предупредить…
— Я нигде не ждала. Неужели ты думаешь, я ходила в загс? Много чести!
— Я не мог прийти. В Комсомольске надо помочь скорее смонтировать блюминг, и завтра мы с Кириллом летим на Дальний Восток.
— Что?!
— Летим на Дальний Восток. Директор и Ковалёв давали инструкции, — я там словно на горячей плите сидел, но уйти не мог. Пойми ты меня? Я виноват, страшно виноват перед тобой… Я же люблю тебя.
Он сделал шаг к девушке, и Саня вдруг, плача, припала к его груди.
— Одевайся, ещё не поздно, мы пойдём сейчас.
— Нет, я туда теперь за километр не подойду. Подожду, когда ты вернёшься. Ты не бойся, ничто не изменится. И я тебя люблю.
И опять спрятала на широкой груди покрасневшее лицо.
На другой день провожали Железняка и Сидоренко. Кирилл осторожно, словно стеклянную, держал под руку Марину, и было видно, что ему не хочется покидать жену. А она ходила вперевалочку, в широком плаще, который, впрочем, ничего уже не мог скрыть, говорила и смеялась, но тоже явно волновалась из-за этой неожиданной разлуки. Иван, Ковалёв, Христина, Андрейка и Саня стояли поодаль. Андрейка, как всегда, откровенно гордился братом, а Саня стояла ни жива ни мертва, глаза в землю, на щеках то красные, то белые пятна, — вот никогда не думала она, что так будет любить. Загудел паровоз. Марина и Кирилл повернулись к своим. Начали прощаться. — Ты там тренируйся, а то отстанешь, — советовал Андрей. — Приглядывай за Кириллом, — попросила Марина. — Ну, счастливо вам, хлопцы! — пожелал Ковалёв. Поезд влетел на станцию. Остановка всего две минуты, надо идти. Саня побледнела, но глаз не поднимала. Иван подошёл к девушке и просто, как когда-то в её комнате, взял за плечи, приподнял, крепко поцеловал в губы и, не обращая внимания на удивлённые взгляды, прыгнул в вагон. Поезд двинулся. Провожающие отправились домой. Саня шла молча, то бледнея, то краснея, и с ней никто не решался заговорить. Только Марина подошла, обняла её за плечи и тихонько сказала: — Теперь мы с тобой соломенные вдовы, заходи почаще. Саня хмуро взглянула на красивое лицо Марины, потом улыбнулась и звонко поцеловала её. Молниеносно промелькнул день в Москве, остались далеко позади Волга, Обь, Енисей. Ожидание новой, большой работы опять овладело сердцем Ивана. Ему захотелось скорее очутиться в цехе, среди знакомых машин, скорее почувствовать силу и умение своих рук. Самолёт коснулся посадочной дорожки, быстро побежал по бетонным плитам. К нему уже спешили люди. Начиналась новая большая работа, начиналось счастье.
На другой день провожали Железняка и Сидоренко. Кирилл осторожно, словно стеклянную, держал под руку Марину, и было видно, что ему не хочется покидать жену. А она ходила вперевалочку, в широком плаще, который, впрочем, ничего уже не мог скрыть, говорила и смеялась, но тоже явно волновалась из-за этой неожиданной разлуки. Иван, Ковалёв, Христина, Андрейка и Саня стояли поодаль. Андрейка, как всегда, откровенно гордился братом, а Саня стояла ни жива ни мертва, глаза в землю, на щеках то красные, то белые пятна, — вот никогда не думала она, что так будет любить. Загудел паровоз. Марина и Кирилл повернулись к своим. Начали прощаться. — Ты там тренируйся, а то отстанешь, — советовал Андрей. — Приглядывай за Кириллом, — попросила Марина. — Ну, счастливо вам, хлопцы! — пожелал Ковалёв. Поезд влетел на станцию. Остановка всего две минуты, надо идти. Саня побледнела, но глаз не поднимала. Иван подошёл к девушке и просто, как когда-то в её комнате, взял за плечи, приподнял, крепко поцеловал в губы и, не обращая внимания на удивлённые взгляды, прыгнул в вагон. Поезд двинулся. Провожающие отправились домой. Саня шла молча, то бледнея, то краснея, и с ней никто не решался заговорить. Только Марина подошла, обняла её за плечи и тихонько сказала: — Теперь мы с тобой соломенные вдовы, заходи почаще. Саня хмуро взглянула на красивое лицо Марины, потом улыбнулась и звонко поцеловала её. Молниеносно промелькнул день в Москве, остались далеко позади Волга, Обь, Енисей. Ожидание новой, большой работы опять овладело сердцем Ивана. Ему захотелось скорее очутиться в цехе, среди знакомых машин, скорее почувствовать силу и умение своих рук. Самолёт коснулся посадочной дорожки, быстро побежал по бетонным плитам. К нему уже спешили люди. Начиналась новая большая работа, начиналось счастье.