На восемнадцатом году жизни он оказался вдруг в человеческом окружении. В прежнее ненавистное обиталище он почти и не заглядывал, он уже привык к людям, которые не бросались на него, не гоняли его в хвост и в гриву и не гладили по голове, а просто обходились с ним по-человечески.
Он не почувствовал ни стыда, ни обиды, когда Елена между делом объяснила ему, как ужасно мало он знает. Впервые увидев его, она сразу подумала: "В дом пришел на редкость необразованный человек". Уже одно то, как он подходил к дому со своим картонным чемоданом, навело ее на мысль: "Этот ничегошеньки не знает". И сидя за общим столом, Холль признавался самому себе в том, что действительно ничего не знает, мир еще не знаком и не понятен ему, но теперь хотелось знать все.
Мориц быстро отмучился в больнице, откуда его перенесли в часовню, при мертвецкой, а через три дня гроб с телом стоял перед общинной управой. Он оказался легким. Холль нес его часть пути впереди хозяина, шагая в ногу с мужчинами у других углов гроба. Двигались вверх вдоль ручья, и Холль вспомнил, что Мориц всегда боялся смерти. "Они все еще тянут ко мне руки, — думал Холль, — но им меня не убить. Чего только ни делал Мориц, чтобы стать свободным? Ночами ковырялся в часовых механизмах, он мог бы жить этим, но подлые твари объявили его невменяемым и присвоили, как вещь, а все это видели и молчали. Ему гадили в рот. Гнали на исповедь и на работу. Мориц, у меня на плече твое легкое тело, но ты уже не можешь услышать меня. Мы всегда хорошо понимали друг друга. Тебя отучили говорить, хозяин хотел отучить и меня. Они все еще крадутся за мной и замышляют убийство, всеми средствами пытаются погубить меня. Они ненавидят Елену и мастера. Потому что эти люди помогают мне. Собственно, нести Морица должен хозяин. И не стыдно ему идти вслед за нами? Что на уме у этого человека?" Лишь из почтения к покойному Холль продолжал путь, приняв на плечо четверть тяжести бездыханного тела, и, ступая по мосту, медленно приближался к кладбищу.
Он быстро отшагал половину деревни и уединился в комнате. Он смотрел из окна на оголенный фруктовый сад и с удивлением думал о том, почему после стольких очевидных трагедий и утрат он все еще не может жить свободным человеком. Внизу, гремя посудой, стряпала Елена, за стеной истерически кричала старая хозяйка. На столе лежал раскрытый атлас. Латинская Америка. Холль подумал о Кофлере: "Он уступил мне это место. Ведь мастер хотел взять Кофлера. И вот я здесь, а другие еще там, где был я. Счастливый случай привел меня в этот дом. Теперь дело только за мной. Во что бы то ни стало я наверстаю все и когда-нибудь покажу этим тварям, что никто не имеет права владеть другими людьми". Он еще раз бросил взгляд на Бразилию и пошел вниз по лестнице, думая о предстоящей учебе в профессиональной школе. Холль вновь ударился головой о притолоку. Пока еще так.