гражданское общество — это все, что уже не семья, и еще не государство.

В этом смысле в России до хрена гражданского общества. Между семьей и государством навалено много чего. Так сказать, социальные сети, проверенные веками. Одноклассники, однокурсники, вместе служившие, вместе пившие, вместе ходившие на дело и на блядки, члены одной научной школы и одной группировки, друзья друзей и прочее разное. Если сети играют против государства, они выигрывают. Другу же всегда верят больше, чем какой-то бумажке. Кореш Вася важнее подзаконного акта, а баня решает больше, чем парламентская комиссия. Плоды этих гражданских побед в обиходе зовут коррупцией. Дружба нам самое дорогое, потому бюджет и разворован, а как же еще?

У нас весьма гражданское общество, только оно какое-то сиволапое. Могли бы и чем-то социально полезным заняться, да? Но какие граждане — такое и общество.

В заключении одна быль. В начале двадцатого века в России решили заняться парламентаризмом. Собрали Думу. И вот на выходе из здания Думы охрана тормозит одного депутата от крестьянства. Господин депутат свинтил в Думе унитаз и пытался его снести в родную деревню. «Поилку для свиней сделаю», — пояснил свои мотивы господин депутат, впервые в жизни увидевший заморскую штуку.

Как тогда говорил премьер-министр Столыпин, нормального гражданского общества нам не светит — нормальных граждан столько не наберется.

Господин

Есть много теорий, откуда чего берется. В частности, откуда взялись первые господа. Расскажем самую простую и брутальную. От того самого Георга Вильгельма Гегеля, коего уже поминали. Согласно философии Гегеля, господину главное не зассать, и это его главный духовный ресурс, сорри за современный хамский язык. Но мы предупредили — теория брутальная.

Встречаются двое, еще не господин и еще не раб. И начинают выяснять социальную диспозицию. Кто чем готов рискнуть, чтобы не попасть в подчинение? И вот один готов идти на предельный конфликт — рискнуть своей жизнью. Вот эти рисковые и составили первую касту господ. «Господин тот, кто использует чужую способность к труду благодаря своей способности к риску». У великого Гегеля это называется «диалектика господина и раба».

Это такая идеальная схемка. Ближе всего жизнь к ней подходит в лабораторно чистых условиях примитива. Где-нибудь в школе для трудных подростков, в гетто, на заре цивилизации. Когда цивилизация проваливается в направлении своей зари, как в РФ в 90-е годы, мы видим апофегей этой теории. По совести, российские бандиты и олигархи должны скинуться и поставить Гегелю за эту теорию памятник с надписью типа «дяде Жоре с уважухой от братвы».

Если кого-то смущает резкость теории, есть и другие теории. По Марксу, например, никаких особых «господских» свойств не имеется. Одним выпала бумажка «барин», другим «холоп», а дальше пошла ролевка от пещер до самого коммунизма.

Грамотность

Грамотность, она разная. Мерить ее по обществу в целом сложно, как добро или харизму. «На Урале зафиксирован резкий подъем добра», «сдал харизму на 8 баллов» — это как? Но с грамотностью все же чуть проще. Прикинем одну грубую схемку. Способность написать диктант — законченное начальное образование, внятное изложение — законченное среднее, эссе на свободную тему — высшее. По гамбургскому счету. Окинем взором родные просторы, и что увидим?

Много миллионов людей в России не имеют законченного начального, ухитряясь допустить в написании слова «еще» от одной до четырех ошибок (если интересно, как это сделать, надо просто писать «исчо»). Многие начальники не имеют законченного среднего — три источника не вяжутся в доклад без спичрайтера. Эссе напишет не всякий доктор наук (автор видел довольно докторов и кандидатов для столь дерзкого заявления!).

Но это гамбургский счет — и пусть им страдают в Гамбурге. Как только в России число выпускников школ сравнялось с числом приемных мест в вузах, в России де-факто введено всеобщее высшее образование. За что и выпьем.

Государство

Сетуют, что в России шибко много государства. Лежит такой тиронозавр на поляне и всех давит. Оно, конечно, давит и жмет по швам, но это не государство. Государства здесь не хватает.

Государство — это когда все по правилам. Бюрократия — когда правил так много, что уже дурно. Нам до бюрократии еще расти. У нас все, как скажет начальник. Между собой равные по весу особи перетирают вопросы как бы на сходняке. Если начальник ничего не сказал, и по-людски не перетерли, тогда поступается по закону. Эдакий запасной вариант, вдруг начальники не успеют… У политологов это называется «клановая конвенция», поэтически это можно назвать «ордой», с симпатией — «Великой Золотой Евразийской Ордой». Для маскировки это кажется государством.

Д

Дерибан

Как говорил Жванецкий, можно воровать с прибылей, а можно с убытков. Первое это коррупция, вполне совместимая с жизнью, а второе — это дерибан и трындец. У нас иногда путают. И устраивают трындец под видом коррупции.

Дерибан как национальный способ освоения финансового потока лучше всего иллюстрируется анекдотом. Российский чиновник приехал в Китай перенимать опыт. Китайский коллега показывает свой особняк. «Откуда средства-то?» — спрашивает наш. «А видите, там мост построили, — улыбается китаец, — оттуда и средства». Через год китаец приезжает к русскому, тот показывает ему свой особняк в три раза больше. «Откуда средства-то?» — «А видишь на реке мост?» — «Не вижу» — «Вот оттуда и средства».

На продолжение этого банкета скидываемся мы все.

Дурак

Если к понятию «дурак» подойти по-умному, какое самое простое определение? Человек, который чего-то не знает? Ну полноте. Есть же слова «не информированный», «не ученый», «забывчивый». Эйнштейн, когда эмигрировал в США, часто терялся в городе. Банально забывал, где живет. Зато его дом знали все горожане, и каждый мог довести физика до ручки его двери. Все знали, а он не знал. Но дураком не был.

Дурак — особая форма незнания. Незнания о пределах своего знания. Человек не знает, а ему мнится, что он в этом деле собаку съел, и кошкой закусил. Человек малознающий может быть приятен в общении. Дурак — никогда. Он готов учить строителей — строить, писателей — писать, птиц — летать, и траву — расти. Трава без него не справится, не говоря о писателях.

Если дурак все-таки признает, что чего-то не знает, он знает, что это и не надо знать. «Это какая-то заумь». Филологией, мол, занимаются одни лохи, а философией — одни психи. Если человек