старалась — и к старику его водила, и все — и вот зря. И еще ей было досадно, что он такой не солдат.
— Зря ты снял военную одежду, — опять сказала она.
— Спи, доченька, — погладил он ее по голове, и снова она испытала смешанное чувство — непривычности этой руки и нежной жалости к отцу, как к Маринке.
— Завтра сходим к дяде-старичку, — сказала она, улыбаясь сонно и ободряюще.
— Сходим, — безрадостно согласился он. Он ушел, и было грустно, и смыкались глаза, и неподвижно висел в окне острый серп луны.
— Спи, малышка, — вздохнула она, бережно прикрывая Маринку. — Спи — мама с тобой.