пищей, всё ещё готовят вручную, или требуется руководящий перст.

Несмотря на то что пёс изначально выказал Марку своё пренебрежительное отношение, теперь он выглядел заинтересованным.

— Да ну! Никогда не думал об этом. — Он махнул лапой в направлении комнатного «кормильца». — Если у них есть синтезаторы, зачем заморачиваться таким примитивным занятием, как приготовление еды?

— Затем, — с нотками триумфа в голосе произнёс Уокер, — что оно считается одним из видов искусства.

— А! — Джордж моментально оживился. — В этом есть смысл, хотя и немного. Конечно же я помню, как стряпают. Густые запахи, идущие из некоторых ресторанов. Изысканный аромат остатков первоклассной еды. — Он снова взглянул на друга. — Погоди минутку. Чего ради ты решил, что сумеешь готовить местную пищу лучше, чем сумел вести торговлю по местным обычаям? Уверен, что, по версии серематов, кухня — это отнюдь не раковина и плита в окружении кастрюлек и сковородок.

— Я изучал оборудование и технологии, необходимые для того, чтобы управлять задействованными в процессе устройствами. — Марк сделал жест рукой в сторону ближайшей стены. — Комната помогала мне. Оно всё новое, сложное и замысловатое. Это несомненно. Но с ним не настолько трудно справиться, как с починкой корабельного двигателя, позволяющего ему перемещаться в пространстве быстрее, чем со скоростью света.

— Стряпня, значит. — Передние лапы Джорджа покоились на хорошенько обглоданной фальшивой кости. Пёс ненадолго задумался, потом пожал плечами. — Ну, займись, я считаю. — Он вернулся к прежнему занятию, но на этот раз немного более благопристойно. — Только запомни одно. — Его крепкие зубы скрипели по поверхности, покрытой восстановленным из концентрата кальцием.

— Что? — потребовал ответа Уокер.

— Найди кого-нибудь ещё снимать пробу с плодов своих первых экспериментов. Я — не в деле.

Хотя Марк считал, что имеет некоторое представление о том, во что ввязывается, овладение всего лишь азами кулинарной технологии серематов и более выдающихся обитателей галактики, не говоря о необходимых эстетических составляющих, оказалось гораздо более сложной задачей, чем он ожидал. Случались моменты, слишком много моментов, когда ему хотелось всё бросить, признать поражение и вернуться к жизни, основанной на зависимости от надоедливо-скучной благотворительности. Он не сдался. Проявил ту же решительность, которая позволила ему добиться места крайнего лайнбекера^[2] в основном составе университетской футбольной команды и сохранить его за собой на целых три сезона. Уокер так же отважно бросился во все гастрономические испытания, как на поле бросался наперерез тейлбекам^[3] из команды противника.

Чем больше он постигал, тем больше осознавал своё невежество. Кроме неукротимой силы воли, им двигало только одно. Любовь к стряпне. Давнишняя. Когда потенциальные подруги в нерешительности сообщали о своём желании встретиться и провести с ним время, он мог неизбежно и окончательно решить вопрос о свидании всего лишь заявлением о том, что сам приготовит обед из простых продуктов, имеющихся под рукой. Столь неожиданное признание от представителя противоположного пола неизменно распаляло их любопытство. Они не избегали возможности встретиться с ним уже только для того, чтобы увидеть, как Уокер потерпит сокрушительное фиаско, и, что вполне предсказуемо, удивлялись, когда приготовленная им еда оказывалась не только съедобной, но просто отличной.

Как это ни удивительно, наибольшее беспокойство и наивысшую степень неудовлетворённости рождали вовсе не слишком сложно устроенные кухонные принадлежности и аппаратура, а сами ингредиенты. Специи, обладавшие собственным умом, иногда в прямом смысле слова. Синтезированные вкусовые качества, которые отличались налётом изысканности, требовалось модифицировать непосредственно на молекулярном уровне. Растительные основы, которые из принципиальных соображений отказывались комбинироваться друг с другом по мере надобности с выбранными им модификаторами или добавками.

Брошенный на произвол судьбы посреди препаратора, он чувствовал себя скорее капитаном на корабле, отдающим приказы кухонным принадлежностям и синтезаторам и требующим от них повиновения, чем шеф-поваром. Пища была симфонией ингредиентов-нот, галактикой вкусов и запахов, а лопаточка — дирижёрской палочкой. Вместо звуков — запахи. Когда всё шло как положено, вокруг него витали изумительные запахи. Когда всё шло не так, как положено, они были неприятными, что в должное время программа текущего контроля/обучения бесстрастно отмечала как провал.

Сегодня Уокер впервые в жизни испытал персональную неприязнь к суфле.

Конечно, это было не настоящее, обычное суфле, а хирэк-тэль. Рецепт его приготовления был знаменит в легендарном мире, далёком от Серематена. С помощью обучающей программы Марк модифицировал его химическую структуру в соответствии с требованиями, стараясь укротить некоторые необузданно ведущие себя алкалоиды, чтобы полученное в результате блюдо стало удобоваримым для серематов и человеческих существ. Это было достаточно сложно. Приготовить вкусно — намного проще, чем съедобно.

Вот в чём фокус, признал Марк. Правильно соединить. Настоятельный совет самому себе и кружащимся в вихре танца составляющим элементам кулинарного рецепта.

Умелое и ловкое обращение с лопаточкой и синтезаторами одновременно постепенно заставило хирэк подчиниться. Отслеживающая программа недовольно выразила восхищение. Взяв под контроль хирэк-тэль и обуздав ещё более анархично ведущие себя компоненты, Марк переключил своё внимание на подвижные гелевые шарики. Живо загнав их на место, он быстро справился с трепетным пламенем. Конечный результат оказался весьма впечатляющим: готовое суфле парило в центре цветного облачка кружащихся по своим орбитам гелевых шариков, в то время как трепетное лавандовое пламя колыхалось, отбрасывая блики, подсвечивая хирэк изнутри, а частички света отражались в сотнях отдельных шариков. И всё, всё это было съедобно.

Он надеялся.

Был только один способ узнать. Комнаты его друзей, его собственная и одна, общая для всех, располагались в другой части громадного жилого здания.

— Готово, — устало сообщил Уокер программе контроля и препаратору.

Приборы препаратора отключились. Когда защитное поле улетучилось, Марк тихо опустился на пол. Следуя его указаниям, возник подходящий поднос и занял надлежащее положение прямо под суфле. По-прежнему живое, в окружении подвижных гелевых шариков и пламени, оно парило как раз над