не…

— Да, ничего, — прервала Сильвия своего адвоката. — Но я же не тупица, верно? И могу кое-чему научиться…

Что ж, с той поры она действительно научилась — с помощью Никоса. И всякий раз, когда колонки всех этих бесчисленных цифр из финансовых отчетов и балансовых счетов начинали плыть у нее перед глазами, на память приходили вдохновляющие слова, сказанные однажды Никосом:

«Поверь, все это не так уж трудно, как кажется на первый взгляд. Всегда помни про две вещи. Первое — не бойся задавать вопросы. И второе — никогда не позволяй себе думать, что ты не в состоянии понять ответов».

Эти слова, упав на благодатную почву, начали давать хорошие всходы. Она поняла, что может не только создавать видимость деятельности, занимаясь, как и раньше, садом, покупками, сбором благотворительных средств на поддержание Оперы, обедая с Эвелин Голд или ужиная с Рэйчел и Брайаном.

В конце концов банком ей все равно надо было заниматься. Сперва сама мысль о том, что она должна раз в месяц появляться на заседаниях правления — единственная женщина среди всех этих мужчин! — заставляла ее как подкошенную валиться в кровать с сильной, до тошноты, головной болью.

Но вот два года спустя после смерти Джеральда «Пелхэм секьюрити» объявила о своем банкротстве, а эта компания была должна их банку почти двадцать миллионов долларов. Представить только, что все многолетние труды ее мужа должны пойти прахом, — все равно как эти увядшие розы на пораженных тлей кустах.

Тогда она решила действовать — и откуда только храбрость взялась! Ей удалось выяснить, что заем ненадежному клиенту выдали по распоряжению Хатчинсона Пайна. Старый напыщенный дурак. Сильвия всегда презирала его, а сейчас оставлять его на посту председателя правления было бы просто преступлением. Можно простить ему его напыщенность, но глупость — ни за что.

В тот день, когда должно было состояться заседание правления, она поднялась в шесть утра. Начала с ванной — горячей, прямо-таки обжигающей. Хорошо успокаивает нервы. Потом заставила себя позавтракать, чего обычно не делала, впихнув в рот целых два яйца и пару тостов. Что ж, решила Сильвия: пусть ока даже не раскроет со страху рта, но зато хоть не упадет перед всеми этими мужчинами в голодный обморок.

Одевалась она тогда с особой тщательностью, продумывая все детали туалета: шелковые чулки из Парижа, костюм от «Шанель» — двойная вязка, жакет и подол оторочены белой кружевной вязью. Это был любимый ее наряд — Боже, как обожал его в свое время Джеральд! Затем жемчуг, еще бабушкин, единственная ценность, пришедшая к ней от мамы. И шляпа, конечно, с низкой тульей и маленькими твердыми полями.

Одетая, она еще долго крутилась перед зеркалом, чтобы по достоинству оценить результат. Сильвия осталась довольна собой, но нашла, что выглядит чересчур худой, — после смерти мужа она заметно потеряла в весе. Впрочем, тут уж ничего не поделаешь: в ее положении женщины либо сильно сдают, либо, наоборот, сильно набирают вес и становятся бесформенными. Сильвия пришла к заключению, что в общем выглядит вполне элегантно.

Да, если бы сейчас ее увидел Джеральд, он мог бы ею гордиться… Правда, его, наверно, встревожило бы то, что она собиралась предпринять.

Даже сегодня, спустя долгое время, при одном воспоминании о том дне в животе у Сильвии противно заныло. Осторожно, чтобы не напороться на шипы, срезая увядший бутон, она как бы воочию увидела зал заседаний правления, куда она вошла, встреченная хмурыми взглядами и поднятыми бровями. Она чувствовала себя так же, как однажды в детстве — ей было двенадцать лет, — когда по ошибке вошла в мужской туалет в универмаге «Александер» и увидела у стены писсуары, перед которыми стояли мужчины, держась за пенис с небрежностью, с какой мясник держит кусок колбасы. Тот же самый испуг и то же волнение, словно она ступила на запретную территорию, вход на которую разрешен лишь для мужчин.

В тот первый раз она просидела все заседание, но так и не отважилась открыть рот. Достаточно было и того, что она вообще пришла. То же случилось и во второй раз. В третий — она еще не набралась духу, но страха уже не испытывала. Сильвия даже могла, казалось ей, слышать обращенные к себе голоса членов правления: «Что, надоело сидеть дома одной и захотелось чем-нибудь заняться?» «По крайней мере, у тебя хоть есть предлог, чтобы носить дорогие наряды!» «Глупо, конечно, что ты здесь сидишь, только отвлекаешь от серьезных дел, но особого вреда в этом нету…»

«И ничего-то вы не понимали!» — посмеивалась про себя Сильвия, вспоминая, как вытянулись у присутствующих лица, когда — Боже праведный, кто бы мог подумать! — когда «эта скромняга, вдова Джеральда», вдруг заговорила. И не просто заговорила, но твердо потребовала выборов нового председателя. Его кандидатура уже была у нее на примете — молодой вице-президент Адам Катлер. Сын мелкого торговца обувью из Северной Каролины, он сумел всего добиться сам, без всякой поддержки. В правлении он не входил в группу доверенных лиц, но Сильвия считала, что это единственный человек здесь со здравым смыслом или просто с мозгами.

После ее предложения в зале повисло гробовое молчание. Эта сцена запечатлелась в памяти со всеми подробностями: длинный стол орехового дерева, в полированной поверхности которого Сильвия могла видеть призрачные отражения сидящих; Пайн с каменным, в пятнах, лицом, вскочивший с места и пронзающий ее стальной улыбкой.

— Мы… я уверен, что выражу общее мнение… приветствуем тот интерес, который вы в последнее время проявляете к делам нашего банка, миссис Розенталь, — голос у него был такой ледяной, что температура в комнате упала, казалось, на добрых двадцать градусов. — Но полагаю, в наших общих интересах напомнить вам, что мы здесь заняты не тем, как нам лучше провести званый ужин или оплатить просроченные счета, пересланные в банк от «Сакса»…

Помнится, Сильвия испытала к нему нечто вроде благодарности. Да-да, именно благодарности. За то, что он разозлил ее, заставив действовать. И решительно. Руки, еще секунду назад дрожавшие, теперь успокоились. Чего, спрашивается, ей волноваться? Ведь сидящие за столом не могли внушать никакого страха — это же служащие! Такие же, как шоферы, продавцы, клерки — словом, те, с которыми она привыкла иметь дело и у себя дома, и в магазинах.

— Вы пытаетесь смутить меня, — заявила она твердо. — Да, то, что вы сказали, правда. Я действительно начала интересоваться делами банка лишь в последнее время, — она обвела взглядом все эти серые лица, одно за другим, не опуская глаз, когда встречалась с их злобными взглядами. — Но смущаться мне надо бы