бестрепетной рукой.

Он искал связей с живым делом, но растворяться в жизни не желал. Живи раньше, может, стал бы философом, из настоящих, а не тогдашним попугаем? Или алхимиком, или даже монахом?.. А в то время царствовала наука, занятие трезвое, полезное для жизни... хотя с другой стороны совершенно фантастическое... Нет, нет, юноша так не думает, он в восторге! Наука правит бал, даже поэты и художники, увлеченные фокусами новой хозяйки, стали выдавать идеи за образы. Искусство перестало расти, как лист на дереве - естественно и тайно, оно теперь придумывается, конструируется ... Истерия точности охватила все сферы. И, конечно, во всем виноваты молекулы, от них зависит и природа, и внутренняя наша жизнь, и даже высочайшее ее проявление - творческий дух, то, что называли вульгарно "парением", и многое другое. Все это не могло не захватить мальчика, к тому же перед ним возник идеальный образ: когда есть идея, ищи человека. 9

Как-то мать послала его в сапожную мастерскую, Марк пошел, забыв, конечно, сумку, и там, сжалившись над ним, завернули его старые ботинки в газету. В ней среди сальных пятен и морщин сияла статья, она своею ясностью сразила Марка наповал. Бывает, тянешься к чему-то на верхней полке, кончиками пальцев трогаешь, а не схватить, и вдруг кто-то дарит тебе несколько недостающих сантиметров роста. Все, ранее непостижимое для него, в статье было выражено простым числом и немногими словами, с безжалостной жесткостью и прямотой разложено по полочкам. Будь Марк поопытней, может, распознал бы за этой прозрачностью умение решительно отделять известное от непонятного и круто обрезать на самом краю. Напрасно думают, что наука о таких уж растаких тайнах - она о том, что подоспело уложиться в ее железное ложе, подчиниться ее логике. Марк с восторгом впитывал каждое слово, в нем давно накопилась тяга к ясности, пониманию причин. Уж слишком он казался себе темным, непонятным, и мир, естественно, тоже. Собственно, он его никогда и не видел - постоянно выдумывал что-то свое и при этом стыдился собственной несерьезности, замечая, как сверстники рвутся "постичь жизнь"... И вдруг обнаруживает почтенное взрослое занятие, похожее на детскую забаву - что-то тебе время от времени показывают, мелькает уголок, и по нему надо угадать предмет. Не совсем угадать, конечно, - надо знать приемы, иметь навыки и знания... И все-таки, он здесь углядел явные признаки свободы, сходство с той внутренней игрой, которую постоянно вел с самим собой, выхватывая из жизни и книг отдельные сцены, лица и выстраивая их по-своему, придумывая речи и поступки, многократно переставляя местами, становясь героем и центральной фигурой любого действия... Теперь то, что казалось ему собственным недостатком, детской несерьезностью, вдруг получает поддержку!

В этом деле - науке, не было полного своеволия писателя или художника, тем более, того произвола, который допускается в наших выдумках, но зато получаешь не миф, не мираж, а то, что может убедить весь мир, и утвердиться навсегда, как истина для всех. Это отучит меня от сплошного тумана, думал он, ведь стоишь на твердой почве фактов. С другой стороны, все-таки, своя тропинка, не плетешься общим трактом, не погряз в мещанской трясине... Не думаю, что его мысли были столь отчетливы, скорей ему просто понравилось это занятие. С тех пор он не сомневался, и не жалел о выборе. Огромное пространство открылось перед ним - исследуй, познавай каждый день новое! Почему сюда не рвутся толпы - на простор, к свободе, а предпочитают теплые углы, домашний уют... или разбой, интриги, обманы - скудные радости, известные всем?.. В чем тут дело? Он не мог понять.

А статью написал некто Глеб. Имя воткнулось в память Марку как заноза - вот бы к нему... Он выучился и теперь с новеньким дипломом едет к своему кумиру детства, попытать счастья, в тот самый главный Институт. 10

Дорога ринулась вниз, грузовик летел камнем, расшвыривая воздух, дух захватило... Но скоро притяжение опомнилось, прижало возомнившую машину к шероховатому асфальту, и начался мучительный для механизма подъем: мотор выл и стонал, и в конце концов победил выбрались на купол. Высунувшись из узкой боковой щели, Марк увидел впереди только огромное черное небо и далекое мерцание звезд. Выше этого куска земли не было ничего на много километров, где-то внизу текла река, за ней пустынные леса. Здесь, на этом пятачке, в темноте спят люди, делающие самое высокое дело на земле.

Тряхнуло еще пару раз, и остановились. Зашевелились фигуры на скамейках, стукнула дверца, возник голос - "вылезай, приехали..." Перед Марком оказалось одноэтажное кирпичное здание. Гостиница. Нашли дверь, обитую рваным дерматином, отчаянно стучали, пока не зажегся в одном из окон свет, высунулась лохматая голова и сказала женским басом - " Чо, не видишь?.." При свете спички разглядели бумажку - "местов нет". Старик сполз с лесенки и молча наблюдал за отчаянием Марка. Потом кашлянул и сурово сказал: - Вообще-то я к себе не приглашаю, но в данном случае... могу предложить чай и небольшой топчанчик. Не богато, но в тепле.

Марк, бормоча слова благодарности, пошел за стариком по сырой бугристой почве, поднимая вороха листьев. Прошли рощицу темных тревожно шумящих берез, остановились у края. Овраг, за ним угадывались очертания домов. - Поверху короче, но трудней.

Что тут трудного, подумал Марк, увидев темную полоску мостика, висящего над оврагом. В глубине переливалась вода, время от времени раздавался кошачий вой и призывное мяуканье, овраг жил полнокровной жизнью... Они шли по длинным прогибающимся доскам. - Здесь небольшое препятствие... - Старик обернулся, лицо казалось бледным пятном. - Я Аркадий Львович, лучше - Аркадий.

Вспыхнули сложенные вместе несколько спичек, осветили широкую щель: досок не было, только узкие, в стопу шириной, железные полоски, основа шаткой конструкции. - Держитесь за перила, и вперед! - Каждый день ходят, и досочку не положить... - подумал Марк. Словно угадав его мысли, Аркадий вздохнул: - Каждый день по доске... тащу, кладу, а к вечеру исчезает.

И кратко, но энергично высказался, что по его мнению следует сделать с подобными людьми. Марк удивился - люди ставили столь небольшое имущество выше собственной безопасности. Действия же, которые предлагал Аркадий, показались ему чрезмерными, и неприличными. Странно, ведь по многим признакам интеллигент - одет плохо, много знает, не обращает внимания на внешнюю сторону жизни...

Сквозь кусты на том краю просачивался слабый свет - юная луна узким серпиком прорезала листву. Они сделали пять или шесть шагов и вышли к другому краю. Закричала разбуженная птица, за ней хором загомонили другие, заметались тени. - Вороны... - заметил