Принцесса Ольга Слободкина

(рассказ)

Зачем же было отдавать меня в детский сад! При двух неработающих бабушках и двух домработницах — оба мои дедушки были профессоры. Но родители решили твердо: ребенка надо обобществлять.

Детский сад — моя ненависть с первого вдоха. Как меня тошнило от жуткой смеси запахов общепита и казенного заведения.

Ночью дома я просыпалась, видела в окне крупные гроздья звезд и молила неизвестно Кого (Кто знал, как мне муторно, любил больше, чем мама, сострадал и бесконечно жалел), чтобы ночь никогда не кончалась и утро не наступало никогда.

— Мама! Я хочу, чтобы всегда была ночь и чтобы я всегда была дома! — взвывала я, но мама только посмеивалась, и каждое утро меня снова отводили в детский сад.

Он, кстати, находился в соседнем доме. Перед первым классом, когда мне исполнилось шесть, я вдруг поняла: ничего страшного — вот мой дом, вот я (весело прыгаю через свои резиновые прыгалки — к тому времени я уже научилась играть одна), и меня обязательно заберут. А как же иначе? Но в три года до этого было далеко.

Худющая («Девочка! Втяни животик!» — дразнили меня в Гаграх на пляже, куда мы всей семьей отправлялись в августе. Живот мой при втягивании в буквальном смысле прилипал к спине — мама обижалась и уводила меня), ела плохо, за что воспитательница однажды грубо и неожиданно ткнула меня носом в тарелку, когда я мечтательно над ней застыла — мои мысли витали далеко от каши.

Единственным спасением от детского сада были частые простуды и ангины — тогда я успокаивалась и с удовольствием болела, потом долго выздоравливала и играла в маленькой комнате — дедушкиной и бабушкиной спальне, открывая и соединяя ведущую в нее дверь с дверью на смежной стене — между спальной и гостиной. Получался чудесный маленький домик — мое Царство-Государство, и я в нем — Принцесса, настоящая, не придуманная. Видела я эту принцессу и во сне: она сидела на троне в зеленом сверкающем платье, с длинными белыми волосами и голубыми глазами — и это была я, хоть и смотрела на нее со стороны, изнутри себя самой, какая я была — с короткими каштановыми волосами и карими глазами.

Но это дома. А вот в детском саду все было иначе. Там тоже была принцесса. Звали ее Лена. Лена Талочкина. Она была заводила, она и ее подружка Надя Холодова. У них тоже имелось свое царство-государство — на задах игровой комнаты, около туалета, но меня туда не принимали никогда. А мне так хотелось разделить с ними свое принцесство — по правде, не во сне и не одной в своем домике, который то и дело разоряли входящие в комнаты и закрывающие двери взрослые.

Да, меня не принимали. Если воспитательница уходила посидеть с поварихой на кухне, девочки сооружали себе платья из простыней, но самое волшебство, конечно же, заключалось не в платьях, а в девчоночьем принцессном единении. Их было две, а то и три, и каждая знала, что остальные — тоже принцессы, а то, что я — принцесса, не знал никто. И Лена была красивая-прекрасивая.

— Мама! Меня Лена с Надей в принцессы не принимают…

— В принцессы? И где же они принцесс изображают? — поинтересовалась мама.

— Ну, там, за шкафчиками, около туалета…

Мама смеется:

— Доченька! Ты уже большая девочка, у тебя скоро экзамен по музыке, а ты страдаешь оттого, что тебя в туалетные принцессы не принимают.

Это была правда. Музыке меня начали учить очень рано, когда еще в музыкальную школу не брали. Ко мне приходила учительница из «Мерзляковки», и вот — мой первый экзамен: я буду играть наравне со школьниками.

— А я всю эту комиссию заплюваю, — заявляю я накануне экзамена, когда мама пытается объяснить мне всю ответственность предстоящего дня.

Мама опускает руки, долго смотрит на меня, так что становится страшно. Потом говорит:

— Как нехорошо. Как мне будет стыдно, что у меня такая дочь.

— Ладно, — соглашаюсь я, — тогда я буду играть с ошибками и без оттенков!

Экзамен прошел блестяще. Я совершенно не боялась несмотря на запугивания премудрых взрослых, и сыграла свой этюд и пьесу без ошибок и с оттенками.

Когда настала моя очередь выходить на сцену, я вдруг услышала, как сидящая сзади женщина шепнула другой:

— А где та маленькая девочка, что занимается с Ириной Михайловной частным образом?

В это время моя учительница уже шла по проходу и, взяв меня за руку, повела к роялю.

— Да вот же она, принцесса. С таким бантом! — ответила ей другая.

У меня екнуло сердце.

А вот первое выступление в детском саду прошло иначе. К Новому Году мне задали выучить четверостишие. «Снежинкой» мне быть не позволили — я проболела, и меня не включили в танец.

Выйдя на середину игровой комнаты, я вдохнула, чтобы начать читать, как вдруг воспитательница громко зашипела откуда-то сбоку:

— Стрелецкая! Здравствуй, дедушка Мороз. Ты подарки нам принес.

Я перевела дух и только хотела начать еще раз, как снова услышала сухой горячий шепот воспитательницы:

— Стрелецкая! Ты что забыла?! Здравствуй, дедушка Мороз. Ты подарки нам принес.

Тогда я сделала шаг вперед и выкрикнула — отчетливо и надрывно:

— ВЫ ВСЕ ДУАКИ!

Кроме того, что меня вскоре приняли в подготовительный класс музыкальной школы, произошло еще одно очень важное событие в моей жизни — я влюбилась. Влюбилась страстно, всем сердцем, всем волшебством своей принцессной никому неведомой души.

Мальчика звали Игорь Воронов. Он то и дело подбегал ко мне, показывал что-нибудь атлетическое и спрашивал с издевкой:

— А ты так можешь?

Конечно же, я не могла. Куда мне было мочь. Я только-только начала оправляться от двустороннего воспаления легких.

— Подумаешь, — пожала плечами мама. — А ты сделай ему «кольцо» и его спроси: «А ты так можешь?» Посмотрим тогда.

Однажды, улучив момент, когда группа пробегала за шкафчиками, Игорь, лихо прокрутившись колесом, встал, как вкопанный, и спросил — глаза смеющиеся, огоньки пляшут:

— Ну, можешь так?

И тут я легла животом на ковер и сделала кольцо. Я так старалась, что, кажется, не только коснулась ногами головы, но как будто свернулась в трубочку.

Игорь раскрыл рот. Потом пришел в себя, лег на ковер и… о, ужас! Это было настоящее бревно, негнущееся, скованное. А ведь я любила его больше, чем маму.

— Мама! Я люблю его больше тебя! — словно предательница, призналась я, обнаружив в себе это чувство.

Мама, как всегда, засмеялась:

— А помнишь, как ты маленькая говорила: «Мамочка! Я люблю тебя двумя руками и двумя ногами, головой и всем телом, свежо-свежо-не-мутно!»

Конечно, я помнила. Я так любила маму! Она была самая красивая на свете. То, что есть еще более