небольшой участок, построил дом и, не загадывая вперед, обосновался здесь.

Все это он говорил, не прекращая измерять и записывать.

— Здесь, возле камина, мы тоже повесим полки, — продолжал он, показав мне, где именно. — И, думаю, надо заменить эту старую облицовку из мореного дуба. Я сделаю ее из светлой сосны — под стать полкам. Сперва я набросаю план, как это все мне представляется. Потом уже материалы и смета.

— Чем вы занимались в Лос-Анджелесе? — повторила я с непреклонностью истинной слуги закона.

— Я не был плотником — это уж точно. В Лос-Анджелесе все делается на конвейере. Я работал на государство в департаменте общественных учреждений. Профессиональным плотником я стал случайно. Когда я обосновался в Коульмене и принялся за строительство своего дома, мне пришлось иметь дело с людьми, которые снабжали меня материалами, и как-то само собой получилось, что мне стали платить, если я помогал кому-то в строительстве…

— Общественные учреждения, — повторила я. — А я занимаюсь семейным правом.

— Неужели? — сказал он и рассмеялся. — Так вы адвокат?

— Да.

Он опять засмеялся:

— Никуда не деться…

— Не понимаю вас.

— Да нет, ничего. Я сам виноват. Роберта сказала, что вы будете работать в ее конторе, и я вообразил, что вы секретарша. Простите мне мою мужскую самоуверенность. Хотя Роберта и прожила здесь тридцать лет, многие из нас никогда не прибегают к услугам женщин-адвокатов, женщин-врачей и так далее. — Он убрал карандаш в карман клетчатой фланелевой рубашки и попрощался со мной:

— Всего доброго, мисс Шеппард.

Если плотник хорошо знает свое дело, я легко прощу ему предрассудки, свойственные его полу. И мне нравятся люди, которые хотят быть лучше, чем они есть.

— Через пару дней план будет готов, — сказал Том, когда я провожала его до двери.

— Спасибо.

Целую неделю я о нем почти не вспоминала. Так, мелькнула пару раз мысль, что он славный малый — и все. Город действительно был наводнен приятными людьми. В конторе меня знакомила с ними Роберта, а в магазинах я сама наталкивалась на них. Даже незнакомые кивали друг другу на улице, а школьный сторож махал вам вслед. И почтальон всегда был готов поболтать с кем угодно.

Свою первую неделю в Коульмене я провела в упорной борьбе с неведомым противником. Я старалась вести себя так, словно мысли о Шеффи вовсе меня не беспокоят. Ведь от одного взгляда на диван я могла разрыдаться. И, кроме того, проклятая стена напоминала мне о споре, который возник между нами, когда он раскрасил обои. Он был таким послушным и аккуратным ребенком и никогда ничего подобного не делал. Да, обои — мне не забыть этого.

«Ты знаешь, сколько стоят эти обои? Знаешь, как я экономила, чтобы купить их?» — «Я не подумал об этом». — «Нет, ты подумал. Ты должен был подумать, раз ты сделал это…»

Тогда он получил изрядную взбучку, а надо сказать, что наказывала я его крайне редко. Плача, я отодрала испорченную полоску и заменила ее. Кое-как я возместила потерянное, но потрясение осталось. В те дни я только что окончила юридическую школу, алиментов не получала, а когда позволяешь себе мало даже скромных радостей, каждая ценится на вес золота.

Мне трудно припомнить, каким образом я вышла за своего бывшего мужа, Майка. Теперь я не попалась бы на то, что привлекло меня в нем в те годы: он был смел, самонадеян и сексуален. Когда мы встретились, я только что окончила колледж, а он учился на втором курсе после четырехлетней службы в авиации. Оглядываясь назад, я согласилась бы, что пару свиданий с ним, пожалуй, и можно было бы выдержать, но на роль мужа этот нечуткий, неуемный и озабоченный только своими проблемами человек решительно не годился. Ему предстояло много учиться. Я работала секретаршей в юридической конторе и, конечно, мечтала о большем. Моего жалованья не хватало на содержание семьи, и Майку приходилось подрабатывать после учебы.

Его полное имя было Майкл Александр, и я подозреваю, что уже в первые три месяца нашей совместной жизни он стал тайком от меня погуливать. Тогда я, конечно, этого не знала. Ближе к первой годовщине я начала подозревать, что он развлекается и пьянствует на стороне. Спорили мы с ним буквально обо всем, начиная от освещения и температуры в комнате и кончая оценкой телепрограмм и общих знакомых. На третий или четвертый месяц я стала обедать со своими друзьями, а он — играть в покер и ходить на спортивные соревнования со своими. Только однажды мы обсудили проблему и пришли к единому выводу: развода не избежать.

Помню, что произошло это в субботу. Я прибиралась в квартире, а он выполнял какое-то задание и одновременно смотрел футбол. «Хорошенькие занятия — ничего не скажешь», — бросила я ему, а он уставился на меня и с минуту не отводил взгляда. Потом встал и выключил телевизор. Впервые за год супружеской жизни. И сказал: «Джек, ты права, это не занятия». — Только он называл меня Джеком. — «Наверное, лучше побыстрее покончить с этим, чем спорить о том, кто из нас прав».

И мы покончили. В разводе мы показали себя куда более организованными супругами, чем были в браке. Наконец-то мы могли действовать сообща. Я вполне справилась бы с арендной платой, страховкой и коммунальными платежами за наш домик до конца года без всяких алиментов. Майк решил переехать к приятелям. По правде говоря, я и не надеялась на алименты: разве по силам бедному студенту платить их? Расстались мы мирно и жалеть нам было не о чем. Кроме развода мы вместе не сделали ничего, что имело бы смысл.

Мне было двадцать три года. Теперь я вижу, как часто мне нравились люди, в которых я вовсе не была влюблена, и наоборот, я любила кого-то, но не могла понять, за что, собственно. Было время, я любила Майка, но мне ничего в нем не нравилось. Теперь же, хотя я и не люблю его, многое в нем меня даже восхищает…

Когда мы расстались, я вздохнула свободно. Затем не пришли месячные. Я ждала сколько полагается, но безуспешно. Беременность была случайным следствием одного из наших немногих соитий.

Первое время я боялась, что он потребует остановить бракоразводный процесс или будет настаивать на аборте. Я решила оставить ребенка и воспитать его, хотя и не была уверена, что поступаю правильно. Свои тогдашние доводы я припоминать не берусь. Наверное, я боялась, что второго такого случая не представится. Я редко встречалась с мужчинами и не ценила любовь и семейное счастье превыше всего. Как большинство единственных детей в семье, я любила независимость и уединение. Я убедилась, что не могу жить с Майклом Александром, но полагала, что уживусь с его ребенком.

В те дни Майк