Януш Гловацкий Последний сторож

Збышеку Рыбчинскому, с которым мы работали над киноверсией этой повести

На исходе июля около семи вечера я сидел в ресторане «Фьорелло» напротив Линкольн-центра, размышляя о кознях судьбы и о том, как бы мне заставить ее улыбнуться. Сидел я уже три часа за одним из двенадцати столиков, стоявших на улице под охранной тенью двенадцати зонтов в бело-голубую полоску, к дизайну которых приложил руку знаменитый француз Жан-Мари Коттард.

Надвигающийся на город ураган «Алан» был где-то совсем рядом: раскаленный от зноя воздух превратился в вязкую, как сироп, массу. После первой порции двойного скотча я подумал, не перебраться ли внутрь, где наверняка прохладнее и приятней, но после третьей махнул на все рукой. Ближе к восьми померкли стеклянные стены Метрополитен-опера, и сквозь них перестали просвечивать летающие человекорыбы на шагаловском панно.

Между тем на тротуарах Бродвея становилось все оживленней. В толпе прохожих среди сверкающих жемчугами и бриллиантами пар, спешащих на концерт в Метрополитен, сновали на роликах по пояс голые темнокожие парни. Японские туристы с неизменными фотоаппаратами в обнимку шарахались от проституток и трансвеститов, по своему обыкновению ровно в семь высыпавших из ирландского бара на Шестьдесят первой улице. В нескольких шагах от меня седоголовый мужчина в костюме от Армани, мокасинах от Брукс Бразерс и сорочке от Перри Эллиса лупил пятерней по телефону-автомату и орал что-то в трубку, но его заглушала разноголосица клаксонов, нетерпеливо понукавших скопления машин.

Я взял очередной скотч и, чтоб уж поскорее закончить вечер, запил его «Хейнекенном». В это время седоголовый, хватив напоследок кулаком по автомату, швырнул на столик перед моим носом изрядно помятый июльский номер «Пипл мэгэзин» и растворился в толпе. С обложки на меня глянуло лицо Джона Джефферсона Кейна. Журнал, подобно другим печатным изданиям на этой неделе, целиком состоял из статей, воспоминаний и сплетен о Д. Д. К., его поразительной жизни и неожиданной смерти.

В последние годы этот великий дизайнер всех времен и народов, которого называли Леонардо да Винчи нашего века, несколько отошел от мира. В техасской пустыне он воздвиг гигантских размеров замок, составленный из больших и малых фрагментов знаменитых зданий и памятников архитектуры. Д. Д. К. замкнуто жил в нем вместе с матерью, женой Соней, парой тысяч обслуги и отрядом охранников и телохранителей.

И вот в прошлый четверг мир затаил дыхание. Вместо баскетбольного матча национальной лиги между нью-йоркской командой «Никс» и лос-анджелесской «Лейкерс» и программы «60 минут» о российской мафии все телевизионные каналы дали в эфир прямую трансляцию скоропостижной кончины гения. Великий дизайнер, облаченный в свою знаменитую пижаму цвета византийского золота, возлежал на легендарном, им самим спроектированном в июне 2005 года шестиметровом ложе под балдахином. Сотни кинокамер и лес микрофонов склонялись к его лицу, над которым успел поработать молниеносно доставленный из Рима маг и волшебник макияжа Сальвадоре Беллини. Два миллиарда человек на всех пяти континентах застыли перед телеэкранами в напряженном ожидании последнего слова гения. В зловещей тишине слышались только сдавленные рыдания Стивена Харриса, на протяжении многих лет бессменного шефа телохранителей Кейна, который беспомощно наблюдал за тем, как Д. Д. К. трясущейся рукой в шестой раз пытается поднести ко рту вилку с кусочком своего любимого кушанья — венгерского гуляша. На седьмой рука великого старца упала, и округлый кусочек красного мяса шариком прокатился по снежно-белому ковру — очередной фантазии Кейна, сложной комбинации китайского шелка, афганской шерсти и марокканского кашемира. Затем слабеющие уста прошептали eaeea-oi neiaa, в которых одним почудилось «fuck», другим — «Господь, храни Америку», и величайший гений нашего времени навсегда сомкнул веки.

Вскоре после растянувшегося на несколько дней погребального ритуала, завершившегося кремацией тела великого человека и развеиванием праха (согласно воле усопшего) над техасской пустыней, произошла целая серия загадочных авиакатастроф. Один за другим в воздухе взрывались реактивные самолеты принадлежащей Кейну авиакомпании, на которых участники траурной церемонии покидали замок. Преступники пойманы не были. Поначалу подозревали исламских фундаменталистов, но ни одна из террористических группировок не призналась в совершении теракта. А оскорбленный подозрениями полковник Каддафи напомнил, что все его вечерние туалеты, кстати, равно как и френч Саддама Хусейна и синий костюм Милошевича, были сшиты по эскизам Д. Д. К.

В катастрофах погибла не одна тысяча несчастных. В числе прочих две супермодели, чью смерть накануне осеннего показа мод оплакивали миллионы простых людей во всем мире.

Тем временем на Бродвее зажглись уличные фонари, потом озарился светом Линкольн-центр, и крылатые шагаловские персонажи вновь закружились в воздухе.

Однако я недолго предавался размышлениям на тему, как проходит мирская слава: мне помешал усевшийся за мой столик мужчина, который довольно нахально уставился на меня своими заплывшими голубыми глазками.

На вид ему было лет тридцать. Длинное туловище на коротковатых ногах, нос картошкой под низким лбом, багровый бычий загривок; неопределенного цвета волосы зачесаны назад волной, щеки чуть обвислые и тоже багровые. На первый взгляд — наружность довольно простецкая, однако в глаза бросалось какое-то несоответствие: большие, красные и короткопалые кисти выглядывали из рукавов шикарного пиджака, а на волосатом пальце поблескивал похоже что настоящий брильянт. Через минуту рядом с нами уже суетился чернявый официант с сережкой в ухе, одним молниеносным движением раздвинувший маленький столик и водрузивший на него обернутое льняной салфеткой ведерко со льдом и торчавшей в нем литровой бутылкой водки «Шопен». Не успел он отойти, над столиком навис мой сосед.

— Никак соотечественник — судя по лицу? — обратился он ко мне.

Я кивнул, и он со вздохом облегчения опустился на стул.

— Меня зовут Куба, — сообщил он, удостоив меня чересчур уж крепким рукопожатием. Некоторое время мы сидели молча, потом, ткнув пальцем в обложку журнала, он поинтересовался: — А вы, случаем, не слыхали о лотерее Кейна?

Спрашивать об этом было излишне. Все без исключения телеканалы вот уже два месяца кряду только и вещали что об этой лотерее. О ней знал весь мир.

Тут для порядка я должен напомнить молодому поколению читателей, что