Игорь Всеславьевич и Злокачественная опухоль (Роман Анатольевич Назаров) Страница 1 - Литвек

Роман Назаров Игорь Всеславьевич и Злокачественная опухоль

(былина)

1

А из тых лужаечков московскиих,

А из той столицы хлебосольной,

Золотой, богатой да деньжищной

То не вьюги-ураганы вырывалися,

То не звери-твари, птицы-птахи показалися,

Из тюрьмы-централочки, из óной Бутырочки

Выходил на свет божий

Удалой добрый молодец Игорь сын Всеславьевич.

Возвращался он домой Ярославскою дорогою

Да на тую дивную прописнý сторонушку

В Аляксандровску топерче во слободушку.

А он шел по улочке Стрелецкой

Мимо переулочков узéньких,

Подходил ко дворику знакомому.

Во том во дворике стоит домишко плохонький,

Да покореженный, да перекошенный,

А вкруг домишко там заборчик неухоженный,

Да и подгнивший, да и поваленный.

А уж на том крылечушке через-ступенчатом

Встречает его матушка родная,

Старá дóбра матушка встречает,

Слезинку утирает, слово молвит:

— А й здравствуй, чадо же моё ты ненаглядное,

Любимый мой сыночек Игорь свет Всеславьевич!

Спроговорит он Игорь свет Всеславьевич:

— А й здравствуй-тко, родная моя матушка,

Да разлюбезна стара добра матушка!

Как тут они целуются да обнимаются,

Как тут идут они с крыльца через-ступенчата

Во ту во горенку за столик-то кленовыий.

И воспрошает Игорь сын Всеславьевич:

— А и как вы без меня живали-поживали?

А и как вы здесь ненастье коротали?

Отвечает тогда стара добра матушка:

— Вот три годочка да ишшо два годика

Как нé быть от тебя да малой весточки.

Уж как я плакала, рыдала безутешная,

А с той ли красной утренней зори

Во чисто поле глядючи.

Да и пошла во чисто поле по сырой росе

Ко лесу ко тому дремучему,

А ставши средь колпóвистых дубрав,

Тут очертилася чертою призрачной

Да заговаривала лютую тоску-кручинушку,

А й гробовую же тоску я зычным голосом:

«Будь ты, моё дитятко, Игорь сын Всеславьевич,

Светлее солнца ясного, милее вешне дня,

Светлее ключевой воды, белее воска ярого,

А й да покрепче камушка горючего Алатыря.

Будь ты, моё дитятко, Игорь сын Всеславьевич,

Топерче етим словом нунь волшебныим —

Во нощи и полýнощи, во часу — получасьи,

А й по пути в дороженьке, во сне и на яву —

Укрыт от силы вражия, от горя, от беды,

От смерти да напрасныя собережен — то был,

От потопленья на воде да сохранен-то был,

И от сгорания в огне еще спасен-то был.

А будь моё словечко покрепчее стали,

Могучее богатыря и тяжелее золота.

А вздумает кто обморочить моего дитятку,

А возжелат кто узорóчить моего дитятку —

Тут скрыться же тому за горы Араратские,

Во бездны преисподние сгинуть и пропасть!»

А с тем-то тайным волхвованьем сердце успокоилось.

Живу как боженька велит — хожу в церковенку,

Еще с соседушками я веду беседушки

Да получаю от властей нúщенску пенсию.

Еще-ка соберу грибы-стекляшечки,

А сдамши бутыльки — куплю я хлебушек,

Поемши хлебушка — сыночка вспоминаю,

Да к батюшке твому схожу на кладбище

А и поправлю холмик на могилке-то …

Так причитала стара добра матушка

и без дела не сидела, собрала на стол.

Ложила нá стол сахарны всё яствушки

Дюже великие всё угощенья-кушанья:

Головочку лука репчáтого,

Корочку хлебца черного,

Белой соли щепоточку

Да кружку водицы колодезной.

То-то славное пированьице!

Стало удалому молодцу то за обиду,

Стало Игорю Всеславьев-сыну за досаду.

Пословечно он да выговариват:

— А й же ты, стара добра матушка!

Прими сына твоего прощенье-разуменье,

Прощеньице дитятки нóне глупого.

Уж я гулял по стольне-граду, гулял вольныим,

Ведь и просил я милостыню с ножичком,

И брал ведь я возáймы с пистолетиком.

Ох, те ли займы возвернулись бы когда ещё,

А после дождичка в неведомый четверг.

Я ж охаживал любовно кассы-баночки,

Добывал оттуль немало золотца.

Для того ли о семье-то ведь заботиться?

Посылать-ка, вспомогать-ка рóдной матушке?

Заплуталися, запутались пути-дороженьки,

Имел де средства — ослепились глазоньки,

Были мощи — помутился разумом.

Такы денежки пускал во барах-ресторанчиках,

Все прогуливал я, пропивал, прокушивал,

Промотал, лантрыга, в удовольствиё.

Глядь, таки попался под статью грабительску,

А как сел за ту решёточку Бутырскую

Да на тых железных нарах дýмучись-ка думал:

Вольнó-сладко грабить-воровать разбойничку,

Тошно-горько во темнице арестанту сиживать.

Порешил вязать я со былой отвагою,

А й судим-то был впервой, но и в остатный раз.

Он поел-ка угощеньица великаго,

Благодарствовал за то родную матушку.

Разложила ему матушка постель-кроваточку,

Да ложился он-то Игорь сын Всеславьевич

Скоренько почин держать, ай крепко спать.

Да во том ли крепком сне ему увиделось:

2

Во ту разгульную погоду непогожею

С под тяжелой грозной тученки

Вылетал млад Финист Ясный Сокол.

Он летел будто яркá светлá молния

Чрез-над синим морем-Окияном

Ко тым высокиим горам Рипейскиим

За ту небесну огненную Ра-реку.

Он подлетал, Финист, буйным ветерком

К тому ли черн-хлад камушку Алатырю.

Он садился, Финист, на сырую землю,

А земля та нынче сплошь зола да уголья.

Он глядел вокруг себя на таково-то зрелище:

Во былом саду несчастье родилосе.

Ни цветочков нет лазóревых, ни сладких ягодок,

А черным-черна вся травушка-муравушка,

А повыжжено-ка зде, поистреблено.

Покалечены, порублены деревья-веточки

Уж как мудрых яблонек да солнечных дубов.

Не журчат, не серебрят хрустальны ручейки,

Кабы нет и тых каменьев драгоценныих,

А стоят тута вонючи грязны прудики,

К ним сползаются все капельки кровавые,

Капельки кровавые да гнойные.

Как на ту