Джон Болл Душной ночью в Каролине

Глава 1

В три часа ночи городок Уэллс в Каролине привычно лежал разомлевший от нестерпимой духоты. Большинство из одиннадцати тысяч его обитателей беспокойно ворочались во сне, а те, кто так и не смог заснуть, молили Бога послать хоть какой-нибудь ветерок, чтобы развеял эту адскую ночную муку. Раскаленный августовской жарой воздух не выпускал город из своих крепких удушающих объятий ни днем, ни ночью.

Ночь была безлунная. На главной улице немногие уличные фонари — лампы без колпаков — едва разгоняли тени у закрытых магазинов, чудом дожившего до этих времен кинотеатра и притихшей бензоколонки. На углу, где улицу под прямым углом пересекало шоссе, в аптеке Саймона работал кондиционер, нарушая ночную тишину своим ровным гудением. Напротив у тротуара примостился полицейский патрульный автомобиль.

Ночное дежурство сегодня нес Сэм Вуд. В данный момент он, плотно сжимая крепкими пальцами шариковую ручку, заполнял бланк рапорта на приспособленной на руле планшетке. Аккуратно составлял из печатных букв слова, с трудом различимые в полумраке. В рапорте говорилось, что он закончил положенное патрулирование главных жилых кварталов, где все оказалось в полном порядке. Подобные рапорты Сэм писал уже три года и всякий раз гордился, ощущая свою значимость. Ведь сейчас, ночью, он был в городе единственным бодрствующим представителем власти.

Закончив работу, Сэм положил планшетку на сиденье рядом и взглянул на часы. Без нескольких минут три. Пора устроить перерыв и выпить чашечку кофе в придорожном баре. Впрочем, в такую жару лучше взять чего-нибудь прохладного. Теперь предстояло решить, что сделать раньше — устроить перерыв или вначале объехать кварталы, где жили бедняки. Появляться там Сэм не любил, но служба есть служба. Пришлось еще раз напомнить себе о ее важности. Нет, перерыв подождет. Сэм завел двигатель и мягко отъехал от тротуара, как умеют только опытные водители.

Он пересек шоссе, где не было ни души, и по тряской мостовой двинулся к беспорядочно разбросанному негритянскому кварталу. Сэм вел автомобиль очень медленно, не в силах забыть ночь несколько месяцев назад, когда он задавил собаку. Псина заснула прямо посередине улицы, и он заметил ее слишком поздно. Перед его глазами снова возникла картина: он сидит на корточках, приподнимая голову собаки, а та смотрит на него доверчиво, с потрясением, болью и мольбой. Собака умерла прямо перед ним. И это Сэма неожиданно тронуло до глубины души, хотя он иногда ходил на охоту и вообще считался крутым парнем. А тут его чуть слеза не прошибла от жалости к животному и ощущения вины. Поэтому сейчас он внимательно следил за дорогой, объезжая рытвины и высматривая собак.

Закончив короткий объезд негритянского квартала, Сэм притормозил на железнодорожном переезде и медленно покатил дальше по улице, где по обе стороны стояли старые дома, большей частью обшитые некрашеными досками. Это был район белых бедняков, не имеющих ни денег, ни надежды их как-то заработать. Впрочем, некоторым здесь вообще было на все наплевать. Сэм двигался по улице, осторожно объезжая ухабы. Вскоре показался дом Парди. Скособоченный прямоугольник окна в нем светился желтым светом.

Ночью в доме свет зажигают, если только кому-то нездоровится. Однако на это могут быть и иные причины. Заглядывать в окна по ночам Сэм считал недостойным, но полицейский на дежурстве просто обязан это делать. Мало ли что. Он плавно подъехал к тротуару и двинулся очень медленно, почти бесшумно, стараясь никого зря не тревожить. Надо разобраться, почему у Парди в пятнадцать минут четвертого утра в кухне горит свет. Хотя разбираться тут нечего. Он прекрасно знал, в чем дело.

Кухню освещала свисающая на шнуре с потолка стоваттная лампочка. Тонкие кружевные занавески на окне не могли и даже не пытались ничего скрыть. Пожалуйста, любуйся. И любоваться тут действительно было чем. У окна стояла Долорес Парди. Сэм видел ее со спины, опять без ночной рубашки, как и в прошлые два раза.

В тот момент, когда патрульный автомобиль встал неподалеку от окна, Долорес сняла с плиты маленькую кастрюльку, развернулась и вылила содержимое в чашку. Теперь Сэм получил возможность увидеть во всей красе груди и другие прелести этой шестнадцатилетней девушки. Однако юное тело Долорес его почти не возбуждало. Сэм пытался понять, что его отталкивает, и пришел к выводу, что девчонка кажется ему грязнулей. Долорес поднесла чашку к губам, и Сэм сообразил, что в этом доме пока все здоровы и пора двигаться дальше. На мгновение мелькнула мысль зайти, предупредить ее, что с улицы все видно, но он отказался от этой затеи. Стук в дверь в такой час разбудит все семейство, а там много детей. К тому же как она откроет ему дверь? Голая?

Сэм свернул за угол и направился обратно к шоссе. Там не было никакого движения, но он все равно, прежде чем свернуть в нужную сторону, остановился на перекрестке, а затем уж погнал на полной скорости, позволяя жаркому воздуху врываться в окно. Слабый, но все-таки ветерок. Это сомнительное удовольствие длилось не более трех минут. Пересекая городскую границу, Сэм снял ногу с педали газа, свернул на стоянку к ночному бару и легко, с учетом его комплекции, вышел из машины.

В баре была духота, как и снаружи. Центр зала занимала полукруглая стойка с потертой пластиковой облицовкой. Вдоль одной стены располагались разделенные фанерными перегородками кабинки, не предлагающие ни особых удобств, ни уединения. В одно окно был вмонтирован кондиционер, совершенно негодный. Он работал, но создаваемая им тоненькая струйка прохладного воздуха мгновенно рассеивалась, не пройдя и нескольких дюймов. Белая покраска на деревянных стенах со временем пожелтела. Красующееся на потолке над грилем черное жирное пятно увековечивало память о тысячах горячих блюд, в спешке приготовленных, еще быстрее съеденных и забытых.

Ночной бармен, тощий девятнадцатилетний балбес с непропорционально длинными руками, высовывающимися из манжет засаленной рубашки, внимательно рассматривал комикс, сложившись над стойкой чуть ли не пополам. Его остренькое прыщавое личико было хмурым и вкупе со слегка оттопыренной нижней губой в равной степени могло означать и высокомерие, и тупость.

Увидев блюстителя порядка, он живо смахнул комикс со стойки и расправил узкие плечи, всем видом показывая, что готов обслужить стража спящего города. Пока Сэм взбирался на один из трех табуретов, где еще сохранилась обивка, бармен потянулся к полке с толстыми кофейными кружками.

— Куда в такую жару кофе, Ральф? — пробурчал Сэм. —