«тогу оскорбленной добродетели», но Ластиг поступил иначе. Поблагодарив партнера, он с достоинством удалился, чтобы позже, вечером, постучаться к нему в каюту и с порога попроситься в ученики. Надо сказать, что подчистую обыгравший его мужчина нисколько не удивился этой просьбе.

— Вам придется ассистировать мне, юноша, и на время забыть о собственных амбициях.

— Согласен.

Виктор Ластиг стал подмастерьем знаменитого шулера Ники Арнштайна и оставался в этом звании до тех пор, пока патрон не посчитал, что его ученик «созрел» для самостоятельной «работы».

— Иди и греши!

Так Арнштайн напутствовал Ластига, прощаясь с ним в одном из кабачков Марселя. После этого шулеры, которые отныне становились конкурентами, «поделили» корабли, на днях отплывающие в Америку, и отправились за билетами. Больше они не встречались.

С окончанием войны Виктор Ластиг вернулся в Париж, где некоторое время успешно торговал «денежными ящиками», якобы печатающими доллары. Достаточно было крутануть ручку, и из прорези появлялась купюра, и не какая-нибудь фальшивка, а самая настоящая банкнота, в чем можно было удостовериться в ближайшем банке. Разумеется, через какое-то время ящик ломался, напрочь отказываясь поставлять доллары новому владельцу. Когда тот вскрывал крышку, то находил внутри резиновый валик, подававший купюры в прорезь, и опустевшую нишу, где когда-то лежала стопка банкнот.

Однако такие фокусы были чреваты крупными неприятностями, и в начале 20-х годов Ластиг вновь переключился на карты. Клиентов он обычно подыскивал на ипподроме, наметанным глазом определяя тех, кто сегодня в выигрыше. Хотя не брезговал Ластиг и музеями, театрами, вернисажами… В прекрасном костюме, с аристократическими манерами, он представлялся графом Ластигом и заводил непринужденный разговор. Далее следовало приглашение отобедать в ресторане, затем — посетить одно из злачных мест, в конце концов «граф» и его новый знакомый оказывались за карточным столом, где Ластиг и обирал простофилю «как липку».

Все в жизни Виктора Ластига складывалось благополучно. Деньги у него не переводились, криминальный мир Парижа относился к Графу, таким было его прозвище, с уважением. Не хватало разве что новых ощущений, острых, как кайенский перец. Тут-то и попалась на глаза Ластигу газетная заметка, в которой говорилось о выводах комиссии, фактически приговорившей Эйфелеву башню к сносу.

Он понял, что настал его звездный час.

Звездный час

Достать подлинные правительственные бланки с печатями не составило труда, да и денег особых не потребовало. А вот над текстом послания пришлось потрудиться, так как наряду с обтекаемыми формулировками в нем должно было быть достаточно намеков, способных распалить воображение любого коммерсанта. Но и с этой задачей Ластиг справился, доказательством чего стал «аншлаг» в отдельном кабинете ресторана гостиницы «Грийе».

…После трапезы министерский чиновник удалился в смежную комнату, где в течение часа беседовал с заходившими туда поодиночке предпринимателями.

— Присаживайтесь.

Прежде чем очередной финансист успевал произнести хоть слово, месье Данте начинал сетовать на то, как трудно живется ныне государственным служащим. И посему он вправе претендовать на комиссионные!

Это был тонкий ход. Ластиг понимал, сколь подозрительным кажется контракт на снос Эйфелевой башни, и сознательно «подставлялся», почти впрямую вымогая взятку. Такое поведение чиновника, в кои веки получившего возможность поправить свое материальное положение, было привычно для предпринимателей, и все опасения, до того не оставлявшие их, мигом улетучивались.

— Месье Пуазон, давно хотел с вами познакомиться.

Как и предполагал Ластиг, наибольшую цену назвал Андрэ Пуазон. Однако мошенник не стал форсировать события и сказал, вернувшись в зал:

— Господа, я доложу министру о ваших предложениях. Так как дело не терпит отлагательства, думаю, что уже в ближайшие дни станет известно, кому из вас отдано предпочтение. Всего доброго.

Через три дня в дверь роскошных апартаментов, которые снимал Андрэ Пуазон, позвонил курьер, который вручил финансисту запечатанный сургучом конверт. В письме сообщалось, что господин Пуазон выиграл конкурс, и посему ему следует прибыть в гостиницу «Грийо» для согласования деталей предстоящей сделки.

— Рад снова видеть вас, — раскинул руки, словно для объятий, Ластиг. — Примите мои поздравления! Должен без лишней скромности сказать, что вашей победой вы отчасти обязаны и мне. Уж я замолвил словечко…

Осыпав гостя комплиментами и обласкав улыбками, Мишель Данте напомнил о комиссионных, и Андрэ Пуазон незамедлительно вручил ему чек на предъявителя.

— Теперь о менее важном, — засмеялся чиновник, убирая чек на 5 тысяч франков в шикарное портмоне крокодиловой кожи. — Из тех же соображений секретности было решено открыть специальный счет на фамилию Ластиг, на который вы и переведете деньги за снос башни. Надеюсь, у вас нет возражений?

— Н-нет, — после небольшой заминки ответил Андрэ Пуазон.

— Отлично! Тогда я немедленно отправляюсь в министерство, чтобы там поспешили с оформлением надлежащих документов. Сегодня вторник? К пятнице все будет готово. Как только оговоренная сумма поступит на счет месье Ластига, башня ваша!

Обменявшись рукопожатием, они расстались. На следующий день Виктор Ластиг снял со своего банковского счета 50 тысяч долларов (Сейчас, с учетом инфляции, эта сумма была бы в 30 раз больше. — С. Б.) и отбыл из Парижа.

Но это был еще не конец…

Два дня спустя Мишель Данте позвонил Андрэ Пуазону с извинениями:

— Вы же знаете нашу бюрократию!. Оформление бумаг затягивается, но не волнуйтесь, через пару недель все будет готово.

Пуазон попробовал было возмутиться, но Ластиг не стал его слушать и положил трубку. Он был уверен, что финансист, наверняка заподозривший неладное, все-таки повременит, надеясь на чудо, обращаться в полицию. Две недели по крайней мере.

Выждав несколько дней и через своих сообщников получив подтверждение, что заявления в полицию от Пуазона не поступало, Ластиг вернулся в Париж, где встретился с промышленником из Лиона, тем самым, с набриолиненными усами, также претендовавшим на 7 тысяч тонн металлолома. И на этот раз все прошло гладко. Получив чек на 4 тысячи франков и сняв со счета еще 40 тысяч долларов, Ластиг сел в поезд и к утру был в Дувре, где поднялся на борт парохода, отправлявшегося в Соединенные Штаты.

По накатанной дорожке

В час, когда Виктор Ластиг ступил на благословенную землю Америки, во Франции разразился