словами. Даже если эти слова — ахинея.

Однако самое большое удивление поджидает вдумчивого читателя при знакомстве со статистикой, которую приводит Мединский. «8 сентября Ельнинский выступ, вдававшийся в нашу оборону, был срезан. Пять немецких дивизий потеряли за неделю боев на одном участке фронта — 45 тыс. человек. Теперь прошу минуту внимания. При разгроме Франции и всей ее армии, при разгроме английских экспедиционных сил во Франции, захвате Бельгии, Голландии, Люксембурга германская армия потеряла 45 774 убитыми. То есть столько же, сколько под Ельней в сентябре 1941-го за неделю — за целый год (!) войны в Европе» (с. 151). Это как раз тот случай, о котором я говорил в самом начале этой рецензии: новичок в исторической науке не всегда способен отличить правду от вымысла, да еще при определенных пробелах в знаниях. Начнем с того, что 45 тыс. человек — это советская заявка на потери противника. Причем звучит она следующим образом: «Пяти фашистским дивизиям в районе Ельни был нанесен значительный урон. Потери их в живой силе составили до 45 тыс. человек» (Хорошилов Г., Баженов А. Ельнинская наступательная операция 1941 года // Военно-исторический журнал. 1974. № 9). Обратим внимание: слов «убитыми» и «в сентябре» в этой фразе нет. Советский агитпроп все же знал меру хотя бы потому, что авторы представляли себе численность пехотной дивизии Вермахта (в среднем 15—16 тыс. человек). В той же статье в «Военно-историческом журнале» говорится о численности группировки немцев под Ельней в 70 тыс. человек. Для 70 тыс. потеря 45 тыс. теоретически возможна (реально эта цифра, безусловно, завышена). Но 45 тыс. убитых по Мединскому означают вдвое-втрое большее количество раненых. Соответственно группировка в 70 тыс. человек — а это без малого пять дивизий Вермахта, — отжатая на запад без попадания в «котел», такие потери понести не могла ни при каких обстоятельствах. И даже агитпроп на это не претендовал. У Мединского получилась серьезная фактическая ошибка на грани передергивания. Хотя при написании текста логически понять, что цифры не сходятся, было вполне возможно. Естественно, при минимальных познаниях в освещаемом вопросе и внимательности.

Для доказательства того, очевидно, факта, что на Восточном фронте немцы теряли большее количество солдат, нежели на других фронтах, вовсе не нужна подобная «статистика».

После Ельни Мединский взял новую высоту, рассказывая о Смоленском сражении: «Впервые — уже в первые месяцы войны — мы выходили на паритет по потерям» (с. 151). Ни о каком паритете по потерям летом 1941 г. не могло быть и речи. Можно было бы просто предположить (исходя из собственных же вводных тезисов), что если итоговая цифра у нас 1:1 (это не так, но даже такая вводная позволяет найти алогичность), летом 41-го мы терпели поражения, а в 1944—1945 гг. у нас были успехи и много пленных, то скорее всего, вначале потери превышали немецкие, а в конце войны — наоборот.

Расхождения с логикой и статистикой в книге Мединского продолжаются на протяжении всего повествования: «Оккупация Норвегии стоила Германии 1317 человек убитыми. Захват Греции — 1484 человека. Польши — 10 572 человека.

Только на одном участке Восточного фронта, растянувшегося от Карелии до Черного моря, в течение всего лишь трех недель под Москвой с 6 декабря по 27 декабря 1941 года немецкая армия потеряла убитыми 120 ООО человек» (с. 387). Во-первых, Б. Урланис, из работы которого взята цифра 120 тыс. человек, говорит о германской армии в целом, а не об одном участке советско-германского фронта. Мединский же уверенно повышает градус, унаследованный от агитпропа (а исследование Урланиса есть продукт советской эпохи со всеми ее плюсами и минусами), и сужает потери до 120 тыс. у воевавшей под Москвой группы армий «Центр». Во-вторых, с точки зрения логики и здравого смысла 120 тыс. человек убитыми за месяц в ГА «Центр» представляются завышенной величиной. Ведь должно быть еще вдвое-втрое больше раненых, заболевших и пропавших без вести. В итоге от примерно 1 млн чел. численности ГА «Центр» в декабре 1941 г. к январю должны были бы остаться только рожки да ножки. Особенно учитывая, что потери несут в первую очередь части на передовой, а они не составляют ста процентов численности даже дивизии, не говоря уж об армии или ГА. Таким образом, почему советское наступление перед хладным трупом ГА «Центр» в начале 1942 г. постепенно остановилось — решительно непонятно. Больше всего 120 тыс. убитыми похоже на 117 тыс. убитых в IV квартале 1941 г. у немецкого исследователя Р. Оверманса.. Однако это вся германская армия на Восточном фронте, а не только ГА «Центр». И было бы странно в условиях эвакуации промышленности и сидящей на голодном пайке артиллерии иметь потери в соотношении 1:1. Причем реальные цифры есть в открытых источниках. Например, немецкий историк К. Рейнгардт приводит сведения о том, что в декабре общие потери ГА «Центр» составили 103 тыс. человек. Однако читателю Мединский сообщает непроверенные агитпро-повские цифры.

Используются автором агитпроповские данные и в отношении авиации. В частности он пишет: «В первый же день войны — 22 июня 1941 года — немцы потеряли 300 самолетов. Больше, чем в любой из других ее дней. В начале сентября 1941-го они подсчитали: русскими уже сбито такое же число самолетов, с которым немцы начинали войну» (с. 402). Во-первых, даже агитпроп указывал цифру, превышающую 300 сбитых немецких самолетов, в отношении Курской дуги лета 1943 г. Так что «больше, чем в любой из других ее дней» — неверно даже с точки зрения агитпропа. 22 июня не было и не могло быть днем самых больших немецких потерь в воздухе. Во-вторых, по немецким документам, 22 июня 1941 г. безвозвратные потери (боевые и небоевые) Люфтваффе составили 78 самолетов, общие — 167 машин (то есть включая поврежденные и ремонтопригодные). «В начале сентября 1941-го они подсчитали: русскими уже сбито такое же число самолетов, с которым немцы начинали войну» (с. 402). Они — это кто? Мюррей приводит потери за весь 1941 г. от боевого соприкосновения с противником в 2849 самолетов уничтоженными, 475 поврежденными и не подлежащими восстановлению и 402 поврежденными, но восстановленными. Вторую мировую войну Люфтваффе начинало, имея 3470 самолетов. До 22 июня 41-го потери у немецкой авиации тоже были. Оборот Мединского про потери к сентябрю мог касаться отдельного, пострадавшего больше других подразделения Люфтваффе. Утверждать же, что в 1941 г. все было хорошо, по меньшей мере странно. Было как раз плохо, что выразилось в страшных «котлах» под Смоленском, Киевом, Уманью и т.д. Так или иначе, но при таких ляпах, как, например, превращение 45 тыс. убитых и раненых в 45 тыс. одних лишь убитых, использовать книгу Мединского как источник