Дождь гнало почти горизонтально, закручивало между кустов, поломанных штакетин и старых качелей. Тополь лежал поперек газона, вывороченный с корнями. На улице по-прежнему никого не было. Надо было включить генератор, но сил выходить на террасу не было — дождь залил и ее, сквозь сетки в окнах, и опрокинутый стул пялился подошвами четырех ножек, странно белыми. Я разжег примус и намолол в ручной мельнице кофе: может быть, приду в себя. Набрал номер жены — не отвечает. Позвонил сыну.
Связь прерывалась, вместо речи слышались обрывки слов и какое-то кваканье. Я несколько раз прокричал «у меня все в порядке», ответа, кроме «тоже», не расслышал, а потом сигнал пропал совсем. Ладно, они в порядке. Это главное. Посмотрел на часы: еще только десять. Приберу-ка я постель. Открыл дверь в подвал, посветил фонариком и оцепенел.
Старая гидроизоляция не выдержала: на полу стояла вода. Так. Насоса нет. Помощь вызывать без толку, пока ветер не утихнет. Да у них и потом будут другие дела, поважнее моих. Где у нас ведро и тряпка?
К полудню дождь ослабел, а потом и подземные воды истощились, хотя бы временно, и заливать перестало. Вечером я еле стоял на ногах, болела спина, руки саднило, но в подвале стало относительно сухо. Я нашел в холодильнике сыр, размякшее масло, пару булок, вскипятил на примусе чаю и снова включил генератор.
Стемнело, дома стало даже уютно. Настенные часы громко тикали — ветер улегся, и их опять было слышно. Я прикончил последний кусочек сыра, отхлебнул чаю и сказал себе: «Ну?»
В общем, было уже понятно, что надо делать, только очень не хотелось. В конце концов я уговорил себя и отправился за орфографическим словарем, старым, на пожелтевшей бумаге.
Найти незнакомые слова оказалось тоже не такой простой задачей. Я раскрыл словарь в середине и скользил по столбцам, пока не нашел слово, которого не знал. Гугл, впрочем, тоже. Потом второе, третье.
Значение слов «стретта», «оронго», «ларга» мне пришлось смотреть в любимой бумажной энциклопедии — в сети их не было. Впрочем, я бы прожил без этих слов, как жил все предыдущие долгие годы. Меня больше угнетало другое.
Интернет на глазах менялся. На первый взгляд сайты выглядели как обычно — картинки, подписи, статьи мелким шрифтом. Однако, всмотревшись, я обнаружил, что не могу толком прочитать напечатанный текст. Глаз спотыкался на странных, видимо, жаргонных словах, содержание терялось в вязких придаточных предложениях, слова становились все короче, начали часто повторяться. Я давно потерял ориентировку и первоначальную цель и брел от ссылки к ссылке.
Шли часы. Я подливал в рюмку коньяк и пытался понять смысл посланий на страницах, причем все менее и менее успешно. В какой-то момент обнаружил, что брожу по кругу. Хуже того: теперь каждая страница занимала только один экран, а синие подчеркнутые гиперссылки пропадали на глазах, пока я не пришел на сайт, где вообще не было никакого текста. Посреди страницы располагалась фотография неодетой девушки с черными бессмысленными глазами и выражением лица, которое я затруднился хоть как-то интерпретировать.
Я нажал на кнопку «назад» в браузере. Ничего не произошло. То есть почти ничего: мне показалось, что выражение лица у девушки слегка изменилось. Да, определенно, она теперь смотрела злорадно.
Кукушка прокуковала час ночи. В голове у меня было совсем пусто. Докурив, я открыл список своих ссылок и выбрал наугад одну, потом другую, третью.
«Эта страница недоступна».
И вдруг грянул телефонный звонок.
Что это? Мы ведь отключили линию уже год назад, просто я не собрался убрать аппарат.
Я смотрел на телефон и считал звонки. Раньше у меня было установлено, что после четырех звонков включается автоответчик.
Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь.
Я снял трубку.
В трубке шуршало и тяжело дышало. Потом щелкнуло, и преувеличенно ласковый, даже слегка эротичный женский голос сказал:
— Это записанное сообщение. Прослушайте важную информацию от губернатора.
В трубку ворвался шум, вроде атмосферных помех в старом радиоприемнике. Шипение и треск, голос пробивался через них с трудом. Я вслушивался напряженно, но вылавливал только служебные и некоторые ключевые слова: «прежде всего… конечно… осторожно… помощь идет…». В какой-то момент шум почти пропал, но это был уже конец записи. «Помните: оснований для паники нет», — веско сказал губернатор, и раздались короткие гудки отбоя.
Глупо, но эта фраза успокоила меня. Я выключил компьютер, умылся, заглушил генератор и пошел в спальню, наверх. Опасность уже миновала.
Утром понедельника, умываясь, я опять вспоминал минувший день.
Что за чертовщина? Куда я забрел, блуждая по Интернету? Может быть, это какой-то новый вирус?
Эта мысль меня утешила. Я спустился вниз, и вдруг вспыхнул свет. Заурчал холодильник, вокруг запищали на разные голоса приборы, словно жизнь начала возвращаться в дом.
Давно я не делал себе завтрак с таким удовольствием. Теплый свет над столом, горячая овсянка, кофе с сахаром и сливками — что еще нужно человеку?
— Так, — подумал я вслух. Оснований для паники нет, губернатор сказал. А значит, что? Значит, не паникуем, живем как обычно, едем на работу. Я выглянул на улицу: вроде все в порядке, даже солнце проглядывает. Можно, конечно, под ураган и выходной взять, но я же тут обалдею, дома. Уже невесть что мерещится.
Радио в машине барахлило — видимо, ретрансляторы вышли из строя, новости послушать не удалось. Ладно, подумал я, сейчас с ребятами поговорю и все узнаю.
В фойе ярко горел свет, негромко играла музыка, словно никакого урагана и не было. Я поднялся на шестой этаж и еще от лифта услышал взрывы смеха и голос Володи. Поди, собрались у подоконника, попивают кофе и судачат. Сейчас я войду и строго скажу: «А работать кто будет, бездельники?», а Дэвид старательно скажет: «Пюшшкин!»
Ох, слава богу. Все хорошо. Все как обычно.
Я прибавил шагу, но у двери офиса остановился в смутной тревоге.
Я не понимал ни слова.
Язык определенно был русский, Дэвид, значит, еще не приехал. И говорил именно Володя — как обычно, с ленцой и будто в шутку. Но это был птичий язык, я мог понять только «да», «нет», «ну вот». В ответ послышался голос Ильи,