вечером. Озабоченно хмуря брови, Паоло пошел к себе домой, в полуподвальное помещение под рестораном, чтобы поиграть со своими малышами и помочь жене уложить их спать.

После этого он снова попытается отловить Руссо.

Он все еще был дома, когда, на теперь уже темной и пустынной Южной улице, появился красно-коричневый «паккард». За рулем был Чиофало, но Дитриха с ним не было. На этот раз на заднем сидении машины сидел человек по имени Фергюссон. У него были три попарно связанных пачки динамитных шашек. Каждая была привязана к небольшому камню. Приблизившись к ресторану, Чиофало замедлил ход и кивнул в сторону темных окон. Фергюссон чиркнул спичкой, зажег все три фитиля и бросил шашки в открытое окно машины.

Одна утяжеленная камнем связка выбила стекло ресторана. Вторая последовала за ней. Третья влетела в окно полуподвальной квартиры под рестораном…

Когда Доминик Руссо пришел в госпиталь, Паоло Регалбуто был весь забинтован. Из-под бинтов проглядывала лишь щель рта для приема жидкой пищи, да выше виднелись глаза — маленькие, темные и отупевшие от двойной дозы обезболивающего.

Руссо остановился возле кровати и вгляделся в глаза, окруженные бинтами. Он снял свою жемчужно-серую шляпу и непроизвольно пригладил черные волосы квадратной ухоженной ладонью, на мизинце которой сверкал большой бриллиант. Темный пиджак, облегавший его короткое, плотно сбитое тело, был так хорошо сшит, что почти скрывал находящийся под жилетом револьвер. Единственное, что придавало мягкость его острому маленькому лицу — это громадные водянисто-карие, с длинными, как у девушки, ресницами — глаза.

Он наклонился к бинтам и спросил мягким голосом:

— Ты меня слышишь, малыш?

Разница в возрасте не давала повода отеческому тону Руссо. Тридцатилетний Руссо был всего на шесть лет старше Паоло. Но он представлял собой силу, которая вторгалась во все сферы жизни итальянской общины города: неаполитанцев, калабрийцев и сицилийцев. А Паоло Регалбуто был всего лишь официантом маленькой дешевой «Астории». Вернее, был до того, как четыре динамитные шашки разрушили ее, две другие сделали то же самое с двумя комнатками, где Паоло жил со своей семьей.

— Ты слышишь меня? — повторил Руссо немного громче.

Голова Паоло шевельнулась на подушке.

— Да… выдохнул он.

— Похороны были шикарными… Красивыми. Лучшее, что можно сделать за деньги. Гробы, обитые шелком. Картинки…

Маленькие темные глаза влажно заблестели в прорезях бинтов.

Руссо горестно кивнул и сказал, не сдерживая хрипотцу в своем голосе:

— Да, я понимаю. Ужасная вещь. Что бы ни случилось, им нет оправдания. Ублюдки — вот кто они… — в голосе Руссо появилась легкая нерешительность. — Рэй Линч божится, что ничего не знал об этом. И мы должны ему поверить. Во-первых, он мог и в самом деле сказать правду, просто кто-то слишком рьяно выполнял его задание. Во-вторых, его шайка слишком сильна, чтобы мы могли полезть в бутылку. Ты понял?

Темные глаза немигающе уставились на него. Руссо заговорил быстрее:

— Сейчас перво-наперво тебе нужно выкарабкаться, малыш. О деньгах не беспокойся. Дон Карло просил передать, что он считает себя обязанным тебе из-за того, что все так получилось.

Забинтованная голова оставалась неподвижной, глаза остановились на лице Руссо. Тот переступил с ноги на ногу и перевел взгляд с этих глаз на свою шляпу, которую мял в своих пальцах.

— Только между нами, Фондетта так потрясен этой историей с налетом, что собирается вступить в долю с Линчем. Предложил Линч ему торговать в розницу на части нашей территории. Братья Фиоре не в восторге от этой затеи. Я лично собираюсь держать это дело под контролем… — Какое-то время Руссо хмуро разглядывал свою шляпу, находясь во власти невеселых дум. — Фондетта обеспокоен упорством с которым Линч все это проделывает, и как бы тот не отхватил большего. Стареет он, черт побери… Руссо еще полюбовался шляпой, потом вздохнул и посмотрел на Паоло. — Так я считаю. Хотелось, чтобы и ты знал.

Когда Руссо покидал госпиталь, его охватило чувство чего-то недосказанного или недоделанного. Он утешил себя мыслью, что при данных обстоятельствах им сделано все возможное. Теперь перед ним стояли свои нерешенные проблемы: темпераментные братья Фиоре и наложивший в штаны босс…

Две недели спустя в палату к Паоло нервно проскользнул Хайм Рубин. Паоло сидел в кресле у окна, греясь в лучах утреннего солнца. Позавчера с него были сняты бинты. Доктора потрудились на славу. Черты его лица немного исказились, оно стало более ровным и грубым, угол рта пересекал шрам, переносица сломана. Но он был вполне узнаваем.

Хайм встал у стены, так что можно было держать под наблюдением и Паоло и дверь.

— Что-нибудь нужно, Паоло? Я не могу долго оставаться. Некоторым твоим друзьям я не совсем по нраву. — Он горько рассмеялся. — Чувства эти обоюдны, но мне не хотелось бы их демонстрировать.

Сицилиец оценивающе посмотрел на Хайма. Прежде у него не было такого взгляда.

— Я слышал, что ты собираешься работать с Патом Берком. — В голосе слышалась сухость, что тоже было новым.

Хайм пожал костлявыми плечами. Он по-прежнему походил на недоношенную молодую крысу. Крикливая дорогая одежда, приобретенная им с доходов от нелегального бизнеса, ничего не изменила. Лицо его было напряженно-испуганным, серые глаза хитрые и мертвенные, скрывающие мысли.

— Ты много знаешь, — сказал он осторожно. — Ну и…

— Берк знает Рэя Линча, не так ли?

— Шапочно. Они из одного квартала и оба ирландцы, но это не сделало их закадычными друзьями. — Хайм бросил взгляд в сторону двери.

— Я бы хотел, чтобы ты кое-что поразнюхал, — мягко сказал ему Паоло. — Я хочу, чтобы вы узнали, кто взорвал мой дом.

Взгляд Хайма вернулся к Паоло, тонкие губы обнажили кривые мелкие зубы. Это было некое подобие улыбки.

— Считаешь, что нужно идти таким путем?

Паоло напряженно и прямо сидел в кресле. Даже в больничном халате его тело было крупнее, чем у среднего сицилийца. Но с костей удалили достаточно много мяса. Уже не было видно необычной силищи, которая помогла ему пережить взрыв, унесший его молодую жену и детишек. Новым, каким-то шершавым голосом, он произнес:

— А как же иначе?

Хайма это не удивило. Даже не будучи сицилийцем, он понимал, что дела между Паоло и Руссо не совсем ясные. Они не были друзьями. То, что было между ними, было чем-то странным, таким, что никто из них, пожалуй, не смог бы и объяснить.

Глаза сицилийца выжидающе смотрели на него. Хайм сказал:

— Это будет непросто. Не будешь же подходить к людям и спрашивать их об этом. Требуется время.