— один из крупнейших поэтов современной Америки.

Не коренной американец. Происходит из бедной семьи эмигрантов-шведов. Родился в 1878 г. в Гэйлсборге, в одном из центральных штатов (Иллинойс). Не из поэтов-книжников, учила его прежде всего сама жизнь.

В 13 лет он уже работал, развозя молоко, и лет до двадцати перепробовал все виды тяжелой физической работы как в промышленности (подмастерьем в гончарной, разгрузчиком и кочегаром в кирпичной), так и в сельском хозяйстве (батраком в Канзасе); был также каменщиком, театральным рабочим, судомоем и т. п.

Участвовал рядовым в испано-американской войне. 4 года занимался в Гэйлсборгском колледже, где был капитаном баскетбольной команды и редактором студенческого журнала.

По выходе из колледжа руководил рекламной частью универсального магазина, пробовал силы в мелкой журналистике, писал по вопросам охраны труда, был партийным (социал-демократ) инструктором в Висконсине. Наконец, в 1904 г. выпустил свою первую книжку стихов. Но прославился Сэндберг только после напечатания его стихов в журнале Poetry и премирования его „Чикаго" в 1914 г.

Кормится Сэндберг и посейчас главным образом газетной работой. В период империалистической войны он был корреспондентом американских газет в Швеции.

Сэндберг сотрудничал в передовых органах Masses и Liberator. Главные его книги: Chicago Poems („Стихи о Чикаго").—1916 г., Cornhuskers („Обмолот")—1918 г., Smoke and Steel — („Дым и Сталь") —1920 г.

Основные мотивы творчества Сэндберга — это глубоко запавшее с детства сыновнее чувство к прерии; поэтическая влюбленность в мощный современный город („Чикаго"), осложненная ненавистью к нему; зрелая переоценка многих культурных и социальных ценностей и критика их; временами признаки усталости в скептической разработке тем тленности и фатализма, но чаще оптимистические прорывы в утопическое завтра.

Он мечтает о завтрашнем дне, „кроме которого нет ничего во вселенной" („Завтра"), и предвидит тех, кто наследует это завтра („Я — народ"). Когда на расчищенном пустыре погибшей цивилизации вырастет подлинная культура — „создание ученых, изобретателей, утопистов и чернорабочих („У порога гробницы"), — „Чернь, Народ, Массы придут тогда".

Что же критикует Сэндберг? Почти все из затрагивающих его сторон американской действительности.

Пафос многих его стихотворений — это не крикливое, но самоочевидно вытекающее из материала и его обработки „нет" по самым основным вопросам современности: „нет" — войне („Убийцы", „Кнопки", „Лжецы"); „нет" современным условиям труда („Землекопы", „Анна Имрос", „Дым и Сталь"); „нет" — способам построения, свирепого охранения и тем самым разрушения существующей культуры и строя („Троесловья", „У врат гробницы"' „Лжецы"', „Памяти гордого парня"); „нет" — растлевающему влиянию города (критическая часть „Чикаго") — словом, „нет" — почти всему существующему строю. Общее определение его тематики мы находим в стихотворении „Выбор": противопоставляя себя традиционным поэтам „соловья и луны", он хочет быть поэтом голода, опасности и социального гнева.

Как областной поэт Mid-Wеst'a (Центральные Штаты), Сэндберг широко пользуется местными оборотами и словечками, просторечьем и прозаизмами. Этого рода стихи создали ему репутацию трудно понятного автора и переводу почти не поддаются.

Правда, и в других стихах язык Сэндберга бывает намеренно резок и угловат, но этим он продолжает традицию Уитмэна, писавшего: „Не думаете ли вы, что размах и сила Наших Штатов должны укладываться в сахарные словечки дам, в джентльменские слова в белых перчатках?"

Влияние Уитмэна сказывается и в излюбленной Сэндбергом форме безрифменного свободного стиха, которым он пользуется с исключительной гибкостью и выразительностью.

THREES

I was a boy when I heaid three red words

a thousand Frenchmen died in the streets

for: Liberty, Equality, Fraternity-I asked

why men die Jor woкds.

I was older; men with mustaches, sideburns

lilacs, told me the high golden words are:

Mother, Home and Heaven-other older men with

face decorations said: God, Duty, Immortality

-they sang these threes slow from deep lungs.

Years ticked off their say-so on the great clocks

of doom and damnation, soup and nuts: meteors flashed

their say-so: and out of great Russia came three

dusky syllables workmen took guns and went out to die

for: Bread, Peace, Land.

And I met a marine of the U.S.A., a leatherneck with

a girl on his knee for a memory in ports circling the

earth and he said: tell me how to say three things

and I always get by-gimme a plate of ham and eggs-

how much?-and-do you love me, kid?

ТРИ СЛОВА (перевод М.Зенкевича)

В детстве я слышал три красных слова;

Тысячи французов умирали на улицах

За Свободу, Равенство, Братство,— и я спросил,

Почему за слова умирают люди.

Я подрос, и почтенные люди с усами

Говорили, что три заветных слова —

Это Мать, Семья и Небо, а другие, постарше,

С орденами на груди, говорили: Бог, Долг и Бессмертье,—

Говорили нараспев и с глубоким вздохом.

Годы отстукивали свое тик-так на больших часах

Судеб человеческих, и вдруг метеорами

Сверкнули из огромной России три

Суровых слова, и рабочие с оружием пошли умирать

За Хлеб, Мир и Землю.

А раз я видел моряка американского флота,

Портовая девчонка сидела у нет о на коленях,

И он творил: «Нужно уметь сказать три слова,

Только и всего: дайте мне ветчину, и яичницу,—

Что еще? — и немножко любви,

Моя крошка!»

JAZZ FANTASIA

Drum on your drums, batter on your banjoes, sob on the long

cool winding saxophones. Go to it, О jazzmen.

Sling your knuckles on the bottoms of the happy tin pans, let

your trombones ooze, and go husha-husha-hush with

the slippery sand-paper.

Moan like an autumn wind high in the lonesome tree-tops,

moan soft like you wanted somebody terrible, cry like

a racing car, slipping away from a motor-cycle cop,

bang-bang! you jazzmen, bang altogether drums, traps,

banjoes, horns, tin cans-make two people fight on

the top of a stairway and scratch each other's eyes

in a clinch tumbling down the stairs.

Can the rough stuff... now a Mississippi steamboat pushes

up the night river with a hoo-hoo-hoo-oo... and the green

lanterns calling to the high soft stars... a red moon

rides on the humps of the low river hills... go to it,

О jazzmen.

ДЖАЗ-ФАНТАЗИЯ (перевод М.Зенкевича)

Барабаны, гремите — бум, бум. Изнывайте жалобно, банджо.

Рыдайте извивами горл саксофоны. Играй, о джаз-банд!

Без жалости бейте суставами пальцев по жести кастрюль,

отрыгивайте тромбонами