Георгий Шторм Подвиги Святослава

1

Когда Святославу было четыре года, мать, вдовая княгиня Ольга, взяла его с собой в поход.

Дружина — воины и слуги Ольги — шли густым, сумрачным лесом. Одноглазый старик Свенельд оберегал маленького князя. Он ехал с ним рядом, у самого его стремени, и зорко смотрел, чтобы мальчик не свалился с седла.

На поляне встретились они с древлянским войском. Святослав метнул копье, которое держал наготове. Брошенное слабой детской рукою, оно пролетело между конскими ушами и упало тут же, у ног коня.

— Князь уже начал! — сказал Свенельд. — Двинем, дружина, за князем!..

И воины, кинувшись на врага, одолели его…

Киевские князья покоряли соседние племена и обращали их в своих подданных — в людей, живущих «под данью». На княжеском языке это называлось: «примучить». Так, первые князья Олег и Игорь «примучивали» древлян.

Дружина ходила с князем в походы и возвращалась из походов с добычей. Были тут и меха — соболи, бобры, белки, куницы, — кожа и лен, мед и рыба. Князь и дружинники держали у себя древлян как рабов.

Но не только соседние племена «примучивал» князь и облагал их данью: и свое, кровное, племя прибирал он к рукам. Как только узнавал он, что люди где-либо осели на землю и завели хозяйство, приходил он туда или посылал дружинников и заставлял земледельцев платить дань.

Осенью, в ноябре, он выступал из Киева и объезжал свои земли. Это называлось «ходить в полюдье». Обирая село за селом, двор за двором — «ходя по людям», добывали княжеские воины меха, пшеницу, воск, мед и лен.

А добычу свою дружинники продавали: они сбывали ее своим, русским, купцам («купчинам»), либо отправлялись с товаром в чужие края.

Нагружали ладьи и спускались на них по Днепру, к морю, чтобы идти в богатый Царьград, к грекам.

То был трудный путь. Его преграждали на Днепре пороги. Один из них назывался «Не спи!».

У порога Неясыти русские вытаскивали ладьи на сушу и тащили их волоком; так проходили они по шесть тысяч шагов по берегу.

В Царьграде они продавали товар, покупали сафьян, краски, шелковые ткани и сукна и шли восвояси, взяв у греков припасы, якоря, канаты и паруса.

Знали русские и другой путь — через земли волжских болгар и хазар — к Каспийскому морю; знали и караванный путь в восточные страны и на верблюдах привозили свои товары в Багдад…

Дубовый лес покрывал гору, на которой стоял древний Киев. Осенью желуди устилали землю; ими кормились дикие кабаны.

Город был небольшой, деревянный, окруженный земляным валом; за ним зеленели дубовые рощи. В город вели ворота с башнями и мостами, перекинутыми через овраги и рвы.

С крутого обрыва открывался простор: зелень лугов, речная ширь и песчаные днепровские косы. На горе, на самом высоком месте, стоял княжеский двор.

По двору похаживали дружинники — ключники-домоправители и воеводы, самые богатые после князя люди; многие из них владели землей.

Киевский князь жил в одном тереме со своей дружиной. Это было ядро его воинства, его оберегатели и советники. Войско же набирал он из сел.

В верхнем ярусе терема находилась гридница — огромный покой, где князья пировали и принимали гостей. Оконца в гриднице были разделены пополам резными деревянными столбиками и огорожены железной решеткой. Зимой оконца задвигались дощатыми ставнями — их прорезали для света и затягивали бычьим пузырем.

Вдоль стен стояли лавки-лари — в них хранилась одежда князя; на лавках лежали драгоценные камни и шкуры медведей, лисиц, барсов. По стенам висели полки с посудой, рогами для питья и княжескими доспехами. Гридницу украшали пестрые печи, сложенные из цветных изразцов.

Внизу, в подклети, помещалась дружина. Там также стояли лавки-лари, покрытые мягкими звериными шкурами. Начальники — сотники и десятники — спали на этих лавках, остальные же — прямо на земляном полу.

В длинные осенние вечера певцы забавляли воинов песней, гусляры — игрою на гуслях, бывалые люди — рассказами о походах и сечах в дальних краях.

Входили сменявшиеся на валу сторожа, поправляли лучины, горевшие в железных треножниках, подбрасывали в очаг поленья и грели у огня руки. Потом тоже садились в круг и слушали воинские рассказы и песни. Часто слушал их вместе со всеми и маленький Святослав.

Случалось, что и старый Свенельд вспоминал минувшие годы и заводил речь про заморскую Византию, про ее многолюдный город Царьград.

Князю было тринадцать лет, когда Ольга со своею ближней дружиной отправилась в ладьях за море. Киевляне не знали, куда и зачем ушла княгиня, и долгое время не имели о ней вестей. Но вот возвратились ладьи, и воины узнали обо всем от Свенельда; узнал Святослав тайну: мать побывала «в гостях» у греческого царя.

— Ходили мы туда, — рассказывал Свенельд, — по Днепру и по морю с малой дружиной; были с нами и купцы наши. Царьград — город великий, богато украшенный; царствует в нем царь Константин. Долго стояли мы на подворье, пока позвали нас во дворец, в палаты. Там увидели мы трон, а перед ним — золотых львов и золотые деревья с золотыми птицами. Когда мы вошли, львы встали на задние лапы и зарычали, птицы начали петь. Все послы иноземные поклонились царю до земли трижды, а в это время трон — так искусно он был устроен — поднялся под самый свод палаты в знак того, что греческий царь выше и сильнее всех.

— И мать поклонилась? — спросил Святослав, нахмурившись.

— Нет. Она уехала из Царьграда… А сейчас пришли к ней в Киев послы от царя Константина: он просит дать ему в помощь русское войско.

— И она пошлет дружину?

— Она сказала: «Пусть у меня в Киеве постоит, как я у него в Царьграде стояла, тогда помогу».

Крепко запомнился мальчику этот рассказ об императоре Византии, который так величался перед другими народами, словно достойней его не было никого на земле.

От Свенельда же узнал Святослав, что император стремится покорить всех своих ближних и дальних соседей и что Царьград запирает ворота Русского моря,^[1] чтобы киевляне не выходили в другие моря.

И еще узнал Святослав, как отец его Игорь ходил на великий город войною и как закончился неудачей этот поход.

Тысячу ладей привел с собой Игорь, а дружины с ним было десять тысяч. Император испугался и послал против русских огненосные суда. То были большие корабли; медные трубы торчали над их бортами. Этими трубами греки метали потоки горючей смеси — ее