приглядывать за ними глазами.

- Люди без аванса останутся... - расстроенно пробормотала Наталья.

- Так ты съезди, - равнодушно посоветовал он.

- А... а ты больше не?.. Да что я, ни за что не поеду, пусть хоть стреляют!

- Поезжай-поезжай, все будет в порядке, - равнодушно заверил он, и она поняла, что это правда. А ему было и подумать странно, чтобы он мог натворить каких-нибудь глупостей, когда у него есть такое интересное занятие: пересечь комнату, сесть на диван, передохнуть, не без любопытства ощупывая нечуткими, словно в перчатках, пальцами припухшие ранки на месте отсутствующего гвоздя, потом, собравшись с силами, подняться, пройтись, с трудом остановиться, тщательно повернуть обратно - здесь предстояло сделать множество открытий и усовершенствований, и он забыл о Наталье, как только смолкли совершенно ненужные ему ее заверения, что она максимум на полчасика и тут же обратно.

На груде Шуркиных учебников веером развернулась сколотая скрепкой пачечка листов - восьмая копия из-под машинки. "Откровение божественной истины", - не без интереса прочел он. "Может ли птица летать, если у нее нет крыльев? Может ли плотник строить дом, если у него нет дерева? Может ли кузнец ковать клинок, если у него нет железа?" - можно было читать и дальше не хуже, чем что-либо другое, но буквы заплетались одна за другую, его начало мутить от их ряби, и он вернулся к прежнему занятию.

Единственное, что его беспокоило - как бы не пропустить время принимать зернышки номер два и номер четыре, и он почаще поглядывал на часы. Теперь и он наконец сделался обладателем ритуала. Теперь и у него было чего ждать.

1989 г.