В то же время нам вручили официальный запрет на издание «Нагих и мертвых» до тех пор, пока генеральный прокурор, сэр Хартли Шоукросс, не рассмотрит дело и не даст разрешение на публикацию. Бумагу с запретом, кажется, доставил тот самый толстенький и добродушный полицейский следователь, который допрашивал нас все утро, — а может, кто-то другой, не помню.

В течение следующих двух-трех недель нас буквально завалили заказами, так что мы были просто не в состоянии их выполнять. Все поддерживали нас, как могли, и победа стала очевидна. В конце концов, Андре убедил одного знакомого депутата Палаты общин спросить на заседании: запрещает генеральный прокурор публикацию или нет? Ответ был «нет», хотя Шоукросс и процедил сквозь зубы, что книга отвратительная. Избавившись от одной финансовой проблемы, мы, по иронии судьбы, столкнулись с другой: пришлось оплатить несколько переизданий.

Благодаря этим приключениям мы обрели нечто гораздо большее, чем бестселлер или имя Нормана Мейлера в списке авторов. Неожиданно для самих себя мы превратились в маленькое, но храброе издательство, на которое стали обращать внимание новые перспективные писатели и их агенты. Когда Андре в следующий раз отправился в Нью-Йорк, ему устроили просто королевский прием.

Мордехай Рихлер и Брайан Мур

Несколько дней назад я перечитала «Акробатов» — первый роман Рихлера, который мы опубликовали в 1954 году. Я не открывала его сорок пять лет. «Молодой начинающий автор, — думала я, — что тут скажешь?» Книга была действительно плохо написана; однако при всей своей неловкости она многое говорила о характере своего создателя… Мы как раз искали новых авторов, и нам очень не хватало молодых талантов. Я, пожалуй, могу поздравить себя и Андре с тем, что мы заметили серьезность и честность Рихлера (об остроумии тогда еще речи не шло) и что своим будущим успехом он отчасти обязан нам.

В те годы Мордехай и сам был человеком-загадкой. Он понравился мне с первого дня знакомства, но я часто спрашивала себя почему — он же почти всегда молчал. Никогда еще не встречала человека столь неразговорчивого. Как можно сказать о ком-нибудь, что он щедрый, добрый, честный, да еще и не стесняется быть смешным, если он и слова не сказал? И все же до сих пор, не знаю почему, я была уверена: Мордехай именно такой. Вскоре я поняла: мне как раз то и нравилось, что он не любил болтать попусту. Казалось, что это человек, начисто лишенный всякой фальши; он и сейчас такой, хотя далеко не столь застенчив.

Именно о Мордехае Рихлере и о Брайане Муре, с которым он меня познакомил, я думала, когда писала о взаимоотношениях автора и издателя. Когда мы встретились, мне было тридцать семь, но война словно бы взяла в скобки несколько лет: теперь люди продолжали с прерванного места ту, довоенную, жизнь и, даже несмотря на шрамы, ощущали себя моложе своего возраста.

В моей жизни, как и в нашем списке авторов, появились два новых человека, что было очень приятно, хотя в те годы и могло показаться странным. Я встречала многих талантливых писателей, но впервые писатели стали моими друзьями. Кроме того, хотя в то время я об этом не задумывалась, это были первые двое мужчин, к которым я испытывала глубокую дружескую симпатию без всякого намека на влюбленность. Нас объединяло творчество, которое для них, а следовательно — и для меня, было важнее всего; мы относились друг к другу очень тепло, но к романтическим отношениям не стремились.

Я считала, что Мордехай мне ближе, но лучше знала Брайана — по крайней мере, так мне казалось: отчасти потому, что с Мордехаем я острее ощущала разницу в возрасте, отчасти из-за его молчаливости, отчасти из-за его женщин. Его первая жена, прелестное существо, была совершенно несносна, и в то же время на нее невозможно было обижаться. Из-за этого я все время чувствовала себя неловко и старалась пореже с ней встречаться. Вторая его жена, Флоренс, была ослепительная красавица. Кроме внешней привлекательности (заметной до сих пор), я нашла в ней множество других достоинств, за которые ее любили, как ни одну из моих знакомых. Однако, женившись на этой очаровательной женщине, Мордехай полностью посвятил себя семье (и вам стоит лишь прочитать «Версию Барни» — последний и, на мой взгляд, лучший его роман, — чтобы понять, что он познал все прелести coup de foudre^[2]). Они вернулись в Канаду, и благодаря разделявшему нас расстоянию мы легче смирились с тем, что Мордехай больше с нами не сотрудничает.

К тому же еще до того, как мы расстались, мне посчастливилось наблюдать его триумф. Хотя второй и третий его романы были лучше первого, в них все еще сквозила юношеская серьезность, а вот в «Ученичестве Дадди Кравица» ее удалось разбавить остроумием — и роман произвел фурор. Если бы Мордехай добился признания уже после отъезда, я бы расстроилась. А так, напротив, гордилась. Последняя его книга, вышедшая у нас, — «Неподражаемый Атук», несмотря на несколько затянутый конец, все же настолько забавна, что я до сих пор смеюсь в голос, когда ее читаю. Вот почему у меня остались о Рихлере только самые теплые воспоминания. Но главное, почему я не печалилась: я отлично знала, зачем он уезжал, и сочла бы его дураком, если бы он поступил иначе. Мордехай зарабатывал на жизнь собственным пером. Ему нужно было обеспечивать растущую семью, и в другом месте ему были готовы платить больше, чем у нас. Если обычного издателя профессиональный инстинкт все время побуждает не упускать своего, то у издателей вроде нас есть одно достоинство: мы уверены, что хорошие книги надо печатать и неважно где. Конечно, хочется выпустить их самому, но, если их опубликует другой, это не конец света.

Именно Мордехай познакомил меня с Брайаном Муром. Сказал, что это его друг и что он написал удивительно хорошую книгу, которую нам надо постараться заполучить. Конечно, мне не следует умалять заслуги Андре, открывшего «Джудит Хирн». По его словам, он получил роман от нью-йоркского агента Брайана в последний день своей поездки в Америку, прочитал его в самолете и сразу понял, что должен его опубликовать. Правда, я думаю, Андре сам попросил книгу, о которой ему рассказывал Мордехай, но, как бы то ни было, он увидел, что роман хорошо написан. Я давно хотела прочесть эту книгу, и, когда она наконец дошла до меня, читать оказалось вдвойне приятно, ведь Брайан был другом Мордехая. Они встречались сначала в Париже, затем на родине Мордехая, в Канаде, где Брайан, уроженец Ирландии, успел в свое время пожить, а вскоре после нашего знакомства он с семьей обосновался в Нью-Йорке.

Прежде чем написать роман «Джудит Хирн» (позднее переименованный в