Н. Полянский Если хочешь быть волшебником

1. Лева Ракитин готовит уроки

После обеда по давно заведенному порядку Лева сел за письменный стол. Но сегодня не занятия были у него на уме. Вырвав из тетради лист, он торопливо стал писать:

«Генка, айда ко мне. Теперь я тоже велосипедист — папа купил мне машину, хотя мама и говорила, что я не заслужил, а сам снова уехал надолго. Охота скорей научиться кататься, я ведь даже ничуть еще не умею. Срочно приходи, будь другом».

Со двора доносился многозвучный гомон детворы. Лева перегнулся через стол, пером дотянулся до занавесок, раздвинул их.

Из-за угла сарая выкатился большой железный обруч. Вслед за ним показалась девочка в красном берете. Распевая сложенную ею песенку:

она догнала зашатавшийся было обруч, легко тронула его короткой изогнутой проволокой. И — покатился обруч, и еще быстрее поскакала за ним девочка.

Леве почему-то подумалось, что она вечно будет вот так бежать за своим неугомонным колесом — веселая и беззаботная. Но тут же мысли перешли на другое.

С кем отправить записку? Среди заполнявших двор малышей с их куклами, ведерками, лошадками, мячами не оказалось никого, кто мог бы сослужить Леве такую службу.

«Воробышки-глупышки, в какие скучные игры вы играете… Эх, если бы вы знали!.. Глядите, вот велосипед, самый настоящий — два колеса, и их не надо подгонять, они сами донесут вас куда угодно».

Лева подошел к велосипеду, прислоненному к стене. Прогнулась половица, фара-звезда на велосипеде приветливо мигнула, и Лева улыбнулся ей в ответ. Он вывел машину на середину комнаты, поставил ногу на педаль.

Эх! Если бы не мама… Или будь эта комната не комнатой, а покрытой асфальтом площадью Свободы! Вот бы здорово!.. Лева сделал шаг вперед, шаг назад, снова вперед, снова назад. Это он мысленно налегал на педали и мчался, мчался, обгоняя ветер. Пешеходы, сторонись! Дорогу Леве Ракитину!

Скрипнула дверь. Не выпуская велосипеда из рук, Лева обернулся. Перед ним стояла мать.

— Я спрашиваю, ты уже сделал уроки? — произнесла она спокойно, окидывая сына пытливым взглядом.

— Почти, — ответил он, не имея мужества сразу сказать правду. — По истории нам вовсе ничего не задали, а по алгебре тоже мало…

Лицо Инны Васильевны оставалось хмурым, и Лева торопливо закончил:

— … и я еще в классе начал.

— Не смей этого делать, — категорически сказала мать, — в классе слушать надо.

— А я не слушаю?.. Ты знаешь?.. Да?

— Откуда же у тебя двойка по истории? — спросила мать с той хрипотцой в голосе, которая у нее всегда сопутствовала гневу. — Сейчас же оставь эту игрушку! Зря ее покупали.

Пока Лева ставил велосипед на место, мать у письменного стола читала его записку.

— Значит, папа хороший, а мама плохая… А всех лучше, должно быть, этот Гена, такой же, видно, шалопай, как ты?

Лева промолчал, не смея заступиться за товарища.

— Я хочу знать, кто такой этот Гена.

— Князев. Князь Гвидон. А как на велосипеде ездит, ты бы знала!

Но эта доверительность Левы не смягчила Инну Васильевну.

— Скажи прежде, как он занимается?

— Как все.

— Лучше тебя или хуже. Если лучше — дружи, а если хуже… — Она скомкала записку и швырнула ее в угол. — Ведь когда покупали велосипед, ты обещал стать примерным учеником.

— И стану, вот увидишь, — убежденно заверил Лева.

Он сел к столу, раскрыл «Алгебру», обмакнул перо в чернила, положил перед собою раскрытую тетрадь. Все это он делал нарочито медленно, чтобы Инна Васильевна успела оценить его порыв и поняла: пора уходить, не надо мешать ему заниматься. Но мать была недогадлива, не уходила, следила за каждым движением сына. Вдруг она всплеснула руками:

— Что он наделал!

Мальчик вздрогнул, глянул туда же, куда глядела мать, и увидел на оконной занавеске свежее чернильное пятно.

— Это не я, — холодея, проговорил он.

— А кто же?

Леве нечего было ответить, и он склонился над своей тетрадью, почти лег на нее. Его выгнутая спина, приподнятые лопатки, втянутая в плечи голова — все взывало к матери: «Не тронь меня, не тронь!»

«Неужели он так труслив?.. Или я жестока?» — с болью подумала Инна Васильевна, глядя на его спину. Она слегка коснулась плеча сына и, когда он обернулся, сдержанно сказала:

— Я вижу, ты мой труд ставишь ни во что…

Она запнулась, и Лева воспользовался паузой, чтобы предложить:

— Знаешь что, мама: я сам постираю эту занавеску.

— Он постирает!.. Ты так постираешь, что выбросить придется. Делай свои уроки.

— Хорошо, мама, — согласился он и вздохнул с облегчением — понял, что наказания не будет.

Уже стоя в дверях, Инна Васильевна сказала:

— Уроки делай скорее, сегодня ты мне поможешь — буду стирать.

Она ушла, и Лева слышал, как щелкнул замок в дверях. Он улыбнулся: мать, как всегда, забыла, что вторая дверь из этой комнаты, открывавшаяся в общий коридор, заперта лишь изнутри на задвижку. Лева тут же подошел к этой двери, отодвинул задвижку и, удостоверившись, что его не лишили свободы, возвратился к столу. Он пробежал страничку про пунические войны и отодвинул учебник. Все эти далекие события тонули в кромешной мгле, а рядом, сияя никелем и лаком, стоял велосипед, и он не променяет его даже на сотню древних катапульт. Жаль, что никто из приятелей еще не видел велосипеда!

На цыпочках, чтобы из кухни не услышала мать, Лева вышел в коридор, оттуда во двор. У водопроводной колонки набирал воду его соученик Николай Самохин. Как хотелось Леве тут же ошеломить его своей великой новостью. Но он вовремя вспомнил о дурной привычке Коли молчать, когда надо громко радоваться. Поэтому он начал разговор издалека:

— Ты умеешь кататься на велосипеде? — спросил он, подходя к колонке.

Николай помотал головой.

— Пора научиться… Надо будет попросить Гвидона, чтобы показал, как садиться на машину.

— Проси. — Николай поддел наполненные ведра коромыслом. — Я еще уроков не делал. А ты уже со всеми управился?

— Историю только что выучил.

— Самое легкое — история. Ты бы с алгебры начинал или с английского.

— А у нас сегодня стирка, — торопливо сообщил Лева, видя, что Николай собирается идти, — так что мне придется из дому исчезнуть, чтобы не мешала мать. Когда я дома, она всегда: «Лева, воды принеси, — произнес он каким-то пискливым голосом, очевидно,