очень, тверда как сталь. Словом, я попросил у Голицыных кувалду, и мы с ювелиром отправились на Успенское кладбище проверить, по какой же причине у Ангела смерти изменилось лицо.

— Статуя преследовала меня во сне, пытаясь задушить в бетонных объятиях, и проступали зеленые пятна… В первый же день после больницы Сема сказал про Авадону, а на кладбище я так и не собрался — инстинкт самосохранения у поросенка.

— Положим, по инстинкту вы жить не смогли и сами себя разоблачили — в первую очередь, как творец: вылепили лицо, мертвый оригинал которого имели перед глазами.

— Я возненавидел этот дар… зачем-то данный мне с юности, с двадцати лет, со статуи «Любовь». Моя творческая жизнь началась с разрушения — и кончилась разрушением… на кладбище, когда с первого удара обнажилась разложившаяся плоть. Цирцея отомстила после смерти, а из меня сверхчеловека не получилось.

— И слава Богу. Дождутся вас и Надежда, и творчество.

— Ну это вряд ли. «Я звал тебя и рад, что вижу».

— Кого?

— Смерть. «Каменный гость» у Пушкина.

36

Голос умолк, но она еще будто слушала. В дверь заглянул Андрей.

— Надюш, что это у нас Котов на крыльце сидит?

— Он принес кассету с допросом, я попросила переписать.

— Сыграем в теннис?

— Да нет, не хочется.

Она достала из магнитофона казенную кассету, отдала, Котов положил в карман пиджака. Надя быстро пошла к калитке.

— Ты куда? — воззвал Андрей: они со следователем стояли на крыльце, глядя ей вслед.

— Пойду пройдусь.

— Окинула отрешенным взором соседний сад, богатый дом, замшелую крышу сарая. «Золотые шары» пожухли к осени, но много еще золота… золота, зелени и багрянца по пути в лесах и лугах. Далекие Успенские купола приблизились сквозь древесные светотени. Могилы, паперть, юродивая старушка сидит, скорчившись.

— Гога и Магога идет?

В окошко кирпичного домика выглянул священник.

— Здравствуйте, отец Владимир. Можно к вам?

— Здравствуйте. Милости прошу.

Она вошла в низкую горницу с длинным столом из свежего теса и лавками. С горящей лампадой в красном углу перед Спасом.

— Я — жена Любезнова Максима Николаевича.

— Ах вот что. Присядьте. Как вас звать?

— Надежда. Вы знаете, что он арестован?

— Арестован?

— За убийство девушки. Веры Вертоградской.

— Он признался?

— Да, вспомнил. Он говорил, что был у вас на исповеди.

— Был.

— Но вы его не причастили.

— Осознать свои грехи еще не значит покаяться в них.

— Наверное, он покаялся, раз сам себя разоблачил. Я хотела бы заказать церковную службу.

— О здравии?

— За упокой.

— Неужели?.. Надеюсь, он не наложил на себя руки?

— Нет, умер после допроса. Сердце разорвалось.