Владикавказѣ пришлось подвинуть часы на цѣлые полчаса впередъ. Оттуда черезъ горы до Тифлиса время мѣнялось каждый день; въ самомъ же Тифлисѣ, пока мы тамъ были, имѣли мы точно обозначенное время. Но едва пріѣхали мы въ Баку, какъ всѣ бакинцы стали подсмѣиваться надъ нашимъ бѣднымъ тифлисскимъ временемъ и заставили насъ поставить часы, согласно ихъ времени. Когда же мы снова вернулись въ Тифлисъ, то бакинское время оказалось непригоднымъ относительно часовъ обѣда и отхода поѣздовъ. Часы мои до сихъ поръ выносили все; наконецъ, остановились. Собственно говоря, было почти забавно видѣть такую самостоятельность послѣ того, какъ я такъ долго водилъ ихъ за носъ.
Промучившись съ часами битый часъ и немножко разобравъ ихъ, я не могъ вновь собрать ихъ за неимѣніемъ нужныхъ инструментовъ, а потому уложилъ все, и собранное и разобранное, въ свой бумажникъ. Потомъ я прошелъ въ третій классъ, помѣщавшійся въ концѣ поѣзда. Здѣсь всѣ еще были на ногахъ; вѣдь жители Кавказа не спятъ. Я ищу себѣ мѣстечко, словно я тутъ дома, и два имеретина сдвигаются немного, чтобы дать мнѣ сѣсть. Я предлагаю имъ въ знакъ благодарности сигары, и они съ благодарностью принимаютъ ихъ; къ сожалѣнію, у меня больше нѣтъ сигаръ, и мнѣ нечего дать тѣмъ, что сидятъ напротивъ.
Здѣсь, безспорно, множество клоповъ; но все же при такомъ бѣдствіи лучше сидѣть, чѣмъ спать, и я курю, съ наслажденіемъ наблюдая за своими спутниками. Это, повидимому, все бѣдняки, но всѣ, по обычаю черкесовъ, снабжены оружіемъ и всѣми принадлежностями. Человѣка два убрались вышитыми головными платками, чѣмъ-то въ родѣ полотенецъ, завязанныхъ лентой на затылкѣ. Они были красивы. Женщинъ здѣсь не было.!
Черезъ нѣсколько времени мнѣ все же стало скучно, потому что я не единаго словечка не разумѣлъ изъ того, что говорилось; а такъ какъ здѣсь не было ни музыки, ни пѣнія, то я всталъ и пошелъ въ ближайшій вагонъ. Здѣсь сидѣли и спали два персіянина; остальные бодрствовали и болтали потихоньку между собой. На одномъ сидѣньи лежитъ между прочимъ багажомъ балалайка, и я прошу сидящихъ по-ближе сыграть что-нибудь, но они не отвѣчаютъ. Они глядятъ непривѣтливо, словно знаютъ, что у меня нѣтъ больше сигаръ. Тогда я ухожу.
Такъ странствую я большую часть ночи изъ вагона въ вагонъ, а когда поѣздъ останавливается, то спрыгиваю и забавляюсь тѣмъ, что примѣшиваюсь къ толпѣ людей на станціи. Лихорадка снова терзаетъ меня, и я прекрасно знаю, что даю ей обильную пищу своими безразсудными ночными странствованіями, но я не могъ бы унять ее и въ томъ случаѣ, если бы легъ спать, т.-е. уступилъ бы ей, а потому я предпочитаю оставаться на ногахъ, — это доставляетъ мнѣ больше удовольствія. Въ концѣ-концовъ, однако, я усѣлся въ свое купэ и проспалъ немного. Я имѣлъ счастье проснуться какъ разъ, когда начало свѣтать и увидѣлъ, что снова перенесся въ страну сказочныхъ сновидѣній. Мы находимся нѣсколько выше въ горахъ и спускаемся теперь внизъ, среди обильныхъ плодородныхъ равнинъ. Плодовыя деревья и виноградъ въ дикомъ состояніи, лѣса кишатъ множествомъ птицъ.
Становится свѣтлѣе; вскорѣ показывается на горизонтѣ солнце, въ тотъ же мигъ локомотивъ пронзительно свиститъ, мы дѣлаемъ поворотъ, я свѣшиваюсь съ площадки и смотрю, какъ работаютъ блестящія части машины; мнѣ кажется, что я подымаюсь въ высь и лечу, — такъ все величественно и гордо кругомъ; локомотивъ, шумя и свистя, непобѣдимо проникаетъ въ глубину горъ, словно нѣкое божество
Скоро мы у цѣли. Внизу, направо, видимъ мы море, Черное море.