- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (52) »
Низко опустил марал ветвисторогую голову, колыхнулась его мохнатая грудь и зазвучал голос, как тростниковая свирель.
— Уважаемая лиса! Белки на этом кедре живут, росомаха на соседнем дереве спала, у барсука нора здесь, за холмом. А я девять долин миновал, девять рек переплыл, через девять гор перевалил…
Поднял голову марал — уши его подобны лепесткам цветов. Рога, тонким ворсом одетые, прозрачны, словно майским мёдом налиты.
— А ты, лиса, о чём хлопочешь? — рассердился медведь. — Сама, что ли, старейшиной стать задумала?
Отшвырнул он лису подальше, глянул на марала и молвил:
— Прошу вас, благородный марал, займите почётное место.
А лиса уже опять здесь.
— Ох-ха-ха! Бурого марала старейшиной выбрать хотят, петь хвалу ему собираются. Ха-ха, ха-ха! Сейчас-то он красив, а посмотрите на него зимой — голова безрогая, комолая, шея тонкая, шерсть висит клочьями, сам ходит скорчившись, от ветра шатается.
Марал в ответ слов не нашёл. Взглянул на зверей — звери молчат.
Даже старик медведь не вспомнил, что каждую весну отрастают у марала новые рога, каждый год прибавляется на рогах марала по новой веточке, и год от года рога ветвистее, а марал чем старше, тем прекраснее.
От горькой обиды упали из глаз марала жгучие слёзы, прожгли ему щёки до костей, и кости прогнулись.
Погляди, и сейчас темнеют у него под глазами глубокие впадины. Но глаза от этого ещё краше стали, и красоте марала не только звери, но и люди славу поют.
Литературная обработка А. Гарф и П. Кучияка.
Жадный глухарь
Роняет берёза золотистую листву, золотые иглы теряет лиственница. Дуют злые ветры, падают холодные дожди. Лето ушло, осень пришла. Птицам время в тёплые края лететь. Семь дней на опушке леса в стаи собирались, семь дней друг с другом перекликались: — Все ли тут? Тут ли все? Все иль нет? Только глухаря не слышно, глухаря не видно. Стукнул беркут своим горбатым клювом по сухой ветке, стукнул ещё раз и приказал молодой кукушке позвать глухаря. Свистя крыльями, полетела кукушка в лесную чащобу. Глухарь, оказывается, здесь — на кедре сидит, орешки из шишек лущит. — Уважаемый глухарь, — сказала кукушка, — птицы в тёплые края собрались. Уже семь суток вас дожидаются. — Ну-ну, всполошились! — проскрипел глухарь. — В тёплые земли лететь не к спеху. Сколько здесь в лесу орехов, ягод… Неужто это всё мышам и белкам оставить? Вернулась кукушка: — Глухарь орехи щёлкает, лететь на юг, говорит он, не к спеху. Послал беркут проворную трясогузку. Прилетела она к кедру, вокруг ствола десять раз обежала: — Скорее, глухарь, скорее! — Уж очень ты скорая. Перед дальней дорогой надо маленько подкрепиться. Трясогузка хвостиком потрясла, побегала-побегала вокруг кедра, да и улетела. — Великий беркут, глухарь перед дальней дорогой хочет подкрепиться. Разгневался беркут и повелел всем птицам немедля в тёплые края лететь. А глухарь ещё семь дней орехи из шишек выбирал, на восьмой вздохнул, клюв о перья почистил: — Ох, не хватает у меня сил всё это съесть. Жалко такое добро покидать, а приходится… И, тяжело хлопая крыльями, полетел на лесную опушку. Но птиц здесь уже не видно, голосов их не слышно. «Что такое?» — глазам своим глухарь не верит: опустела поляна, даже вечнозелёные кедры оголились. Это птицы, когда глухаря ждали, всю хвою склевали. Горько заплакал, заскрипел глухарь: — Без меня, без меня птицы в тёплые края улетели… Как теперь буду я здесь зимова-а-ать? От слёз покраснели у глухаря его тёмные брови. С той поры и до наших дней дети, и внуки, и правнуки глухаря, эту историю вспоминая, горько плачут. И у всех глухарей брови, как рябина, красные.Литературная обработка А. Гарф и П. Кучияка.
Горностай и заяц
Зимней ночью вышел горностай на охоту. Он под снег нырнул, вынырнул, на задние лапы встал, шею вытянул, прислушался, головой повертел, принюхался… И вдруг словно гора свалилась ему на спину. А горностай хоть ростом мал, да отважен — обернулся, зубами вцепился — не мешай охоте! — А-а-а-а! — раздался крик, плач, стон, и с горностаевой спины свалился заяц. Задняя нога у зайца до кости прокушена, чёрная кровь на белый снег течёт. Плачет заяц, рыдает: — О-о-о-о! Я от совы бежал, свою жизнь спасти хотел, я нечаянно тебе на спину свалился, а ты меня укуси-и-и-ил… — Ой, заяц, простите, я тоже нечаянно… — Слушать не хочу, а-а-а!! Никогда не прощу, а-а-а-а!! Пойду на тебя медведю пожалуюсь! О-о-о-о! Ещё солнце не взошло, а горностай уже получил от медведя строгий указ: «В мой аил на суд сейчас же явитесь! Старейшина здешнего леса Тёмно-бурый медведь». Круглое сердце горностаево стукнуло, тонкие косточки со страху гнутся… Ох и рад бы горностай не идти, да медведя ослушаться никак нельзя… Робко-робко вошёл он в медвежье жилище. Медведь на почётном месте сидит, трубку курит, а рядом с хозяином, по правую сторону, — заяц. Он на костыль опирается, хромую ногу вперёд выставил. Медведь пушистые ресницы поднял и красно-жёлтыми глазами на горностая смотрит: — Ты как смеешь кусаться? Горностай, будто немой, только губами шевелит, сердце в груди не помещается. — Я… я… охотился, — чуть слышно шепчет. — На кого охотился? — Хотел мышь поймать, ночную птицу подстеречь. — Да, мыши и птицы — твоя пища. А зачем зайца укусил? — Заяц первый меня обидел, он мне на спину свалился… Обернулся медведь к зайцу, да как рявкнет: — Ты для чего это горностаю на спину прыгнул? Задрожал заяц, слёзы из глаз водопадом хлещут: — Кланяюсь вам до земли, великий медведь. У горностая зимой спина белая… Я его со спины не узнал… ошибся… — Я тоже ошибся, — крикнул горностай, — заяц зимой тоже весь белый! Долго молчал мудрый медведь. Перед ним жарко трещал большой костёр, над огнём на чугунных цепях висел золотой котёл с семью бронзовыми ушками. Этот свой любимый котёл медведь никогда не чистил, боялся, что вместе с грязью счастье уйдёт, и золотой котёл был всегда ста слоями сажи, как бархатом, покрыт. Протянул медведь к котлу правую лапу, чуть дотронулся, а лапа уже черным-черна. Этой лапой медведь зайца слегка за уши потрепал, и вычернились у зайца кончики ушей! — Ну вот, теперь ты, горностай, всегда узнаешь зайца по ушам. Горностай, радуясь, что дело так счастливо обошлось, кинулся бежать, да медведь его за хвост поймал. Вычернился у горностая хвост! — Теперь ты, заяц,- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (52) »