инспектора и писари целыми днями рылись в этих фотографиях, чтобы разыскать одного-единственного преступника, имевшего ранее судимость.

В это время и сложились первые впечатления Альфонса Бертильона о работе полиции и Сюртэ.

3. Впервые наука приходит в уголовную полицию, но не находит поддержки

Пост писаря Бертильон занял 15 марта 1879 года. Спустя четыре месяца стало ясно, что история сделала удачный выбор, посадив именно его в пыльный угол полицейской префектуры Парижа.

Бертильон вырос в доме, где стремление к познанию закономерностей природы было невероятно сильно. Уже с детства ему было знакомо имя Чарлза Дарвина, революционная книга которого «О происхождении видов» опровергла догму библейской сказки о сотворении мира и доказала, что все живые существа являются результатом длительного процесса биологического развития. Бертильон слышал также о Луи Пастере, открывшем мир бактерий; о Дальтоне, Гей-Люссаке, Берцелиусе, которые развивали химию; он узнал об анатомах, физиологах и биологах. Часто Бертильон сидел у ног деда, когда тот исследовал растения, подразделял их на виды и семейства, систематизируя по алфавиту. Он был свидетелем того, как дед и отец производили измерения черепов людей разных рас, чтобы установить, имеется ли связь между формой головы и духовным развитием человека. Много раз он слышал имя Кетле — человека, стремившегося доказать, что строение человеческого тела подчинено определенным законам. Еще ребенком он стоял вместе с отцом и дедом перед «кривыми Кетле», которые показывали, что размеры человеческого тела имеют определенную закономерность. Отец и дед проверяли утверждение Кетле, что нет на земле двух человек, у которых совпадали бы размеры отдельных частей тела и что шанс встретить двух совершенно одинаковых по росту людей расценивается как один к четырем.

И вот в июле 1879 года, когда Бертильон, изнемогая от парижской жары, сидел и до одурения заполнял трехтысячную или четырехтысячную карточку, его вдруг осенила идея, которая родилась, как он позднее признавался, от сознания абсолютной бессмысленности его работы и одновременно из воспоминаний детства. Почему, спрашивал он себя, напрасно тратятся время, деньги и усилия людей на установление тождества уголовников? Почему цепляются за старые, грубые, несовершенные методы, когда естествознание установило возможности безошибочно отличать одного человека от другого по размерам тела?

Бертильон не знал, что еще 19 лет назад, в 1860 году, директор тюрьмы Луван, Стивенс, безуспешно предлагал, ссылаясь на учение Кетле, измерить части тела всех взрослых преступников. При этом он рекомендовал производить следующие измерения: объем головы, длину ушей, длину стопы, рост и объем груди. Он был уверен, что полученные таким путем данные можно будет использовать при розыске преступников вопреки их переодеваниям, маскировке, смене имени.

Бертильон вызвал удивление и насмешки других писарей, когда в конце июля стал сравнивать фотографии арестантов. Он сравнивал форму ушей и носов. Громкий смех вызвала просьба Бертильона разрешить ему обмерять регистрируемых заключенных. Ко всеобщей потехе ему это позволили. С мрачным ожесточением он за несколько недель обмерил довольно большое число арестованных. Измеряя их рост, длину и объем головы, длину рук, пальцев, стоп, он убедился, что размеры отдельных частей тела разных лиц могут совпадать, но размеры четырех, пяти частей тела одновременно никогда не будут одинаковы.

Душная жара августа вызвала приступы мигрени и носовые кровотечения, но Бертильона, казалось бы никчемного и бесцельного, захватила «власть идеи». В середине августа он написал доклад, в котором изложил, как можно безошибочно идентифицировать преступников. Этот доклад он направил Луи Андрие, занимавшему с марта 1879 года пост префекта полиции Парижа, но не получил никакого ответа.

Бертильон продолжал работать. Каждое утро, до начала работы, он посещал тюрьму Ла Сантэ. Там тоже насмехались над ним, хотя и разрешали производить измерения. Когда 1 октября его повысили в должности, он передал префекту второй доклад, в котором, ссылаясь на закон Кетле, отмечал, что размеры костей взрослого человека всю жизнь остаются неизменными. Он утверждал: если вероятность совпадения роста людей представляет собой соотношение 4:1, то рост плюс еще одно измерение, например длина тела до пояса, уменьшают вероятность совпадения до 16:1. Если же сделать 11 измерений и зафиксировать их в карточке уголовника, то по исчислениям вероятности шанс найти еще одного уголовника с такими же данными составит 4 191 304:1. Если оперировать четырнадцатью измерениями, то этот шанс снизится до соотношения 286 435 456:1. Набор частей тела, которые можно подвергнуть измерению, очень велик: кроме роста человека, можно измерить длину и ширину его головы, длину пальцев, предплечья, стоп и т. д. «Все имеющиеся способы идентификации поверхностны, ненадежны, несовершенны, порождают ошибки», — писал он. Его же метод вселяет абсолютную уверенность и исключает ошибки. Кроме того, он, Бертильон, разработал систему регистрации карточек с данными измерений преступников, благодаря которой за несколько минут можно установить, имеются ли данные арестованного в картотеке.

Бертильон сослался на своего отца, который при систематизации антропологических измерений всегда различал три группы: большие, средние и мелкие. Очень просто, объяснял он дальше, разделить, например, 90 000 различных карточек так, что любую из них можно будет легко найти: если на первом месте в карточке обозначена длина головы и эти данные подразделены на большие, средние и мелкие, то в каждой группе будет по 30 000 карточек; если на втором месте в карточке обозначена ширина головы, то, согласно того же метода, будет уже девять групп по 10 000 карточек. При учете одиннадцати данных в картотечном ящичке окажется от трех до двенадцати карточек.

То, что казалось Бертильону само собой разумеющимся и простым, непосвященному представлялось на первый взгляд запутанным и непонятным. Вследствие пробелов в образовании Бертильон не умел четко выражать свои мысли. Будучи убежденным в правоте своего дела, он с нетерпением ожидал ответа, так как вдруг понял, что нашел «смысл жизни и сможет доказать, что он не безнадежный случай и не белая ворона в семье».

Бертильон ждал ответа почти две недели. Затем наступил долгожданный день, когда префект вызвал его к себе. Бледный и взволнованный, сгорая от нетерпения, переступил Бертильон порог кабинета Луи Андрие, но вынужден был пережить большое разочарование. Луи Андрие был политиком из