кто всей своей жизнью свидетельствует о Христе, то, выходит, „мучеником” можно назвать и такого христианина, кто умер своей смертью, кого, возможно, вовсе и не мучили?

— Этому мешает привычная для нас терминология. Да, в строгом смысле слова, выражение „свидетель Христов” можно применить к самому разному типу людей. Но исторически сложилось так, что в чине мучеников канонизируют тех, кто свидетельствовал о Христе даже перед лицом смерти. А тех, кто свидетельствовал, страдал, подвергался гонениям, но не был убит за веру, канонизируют в чине исповедников. Но все же нужно помнить, что Сам Христос призвал своих учеников, то есть всех нас, быть Его свидетелями”.

 

Леонид Зеленко. Транзит для фюрера. — “Посев”, 2012, № 3 (1614) <http://www.posev.ru>.

Подробная (и, на мой взгляд, весьма доказательная) полемика с В. Суворовым по части версии о подготовке Сталиным нападения на Германию. Коротко говоря, готовилась совместная акция, Сталин хотел, говоря словами А. Власова, “распространить коммунизм в Южной Европе без нападения на Германию, которая была занята войной с Англией”. Целью Сталина, по Л. З., была Турция с черноморскими проливами и Ираном, а немцам предоставлялось бы беспрепятственно пройти по территории СССР — для оккупации последними Индии. Приведем только одно любопытное умозаключение автора: о катынских событиях.

“Расстрелы польских военнослужащих в Катынском лесу совершались органами НКВД летом — осенью 1940 года. Производились они, как известно, немецким оружием и немецкими патронами. Согласно ныне господствующей и, очевидно, правдивой версии, сделано это было для того, чтобы при непредвиденном повороте событий свалить это преступление на немцев. Но мало кто обращает внимание на дату происходящих событий. В 1940 году тот, кто отдавал приказ о расстреле, знал, что в ближайшее время немецкие войска будут в Смоленской области. Приказ такого рода мог быть отдан только на самом верху — это ясно. Выходит, в ближайших своих внешнеполитических планах Сталин исходил из наличия германских войск в глубине нашей страны. Это не могло быть нападением немцев (по единодушному свидетельству всех мемуаристов, оно было для него полной неожиданностью). Значит, нечто другое. Значит — добровольный транзит”.

Еще к “немецкой теме”. Ближе к концу номера в рубрике “Письма и встречи” — интереснейшая статья Романа Щуки “Арийское народовластие?” о сегодняшних — внимание! — “традициях немецкого тоталитаризма”, закрытости, кастовости Германии. Которой — “пора открываться”.

 

Александр Коваленский. Отроги гор. — “Зеркало”, Тель-Авив, 2011, № 37 <http://www.magazines.rus.ru/zerkalo>.

Публикация из несуществующего архива русского розенкрейцера, родственника Блока и друга Даниила Андреева, советского детского поэта и переводчика Александра Викторовича Коваленского (1897 — 1965), прошедшего ГУЛАГ, где он, как и Андреев, получил тяжелый инфаркт. Самодельный машинописный сборник 1941 года “Отроги гор” сохранился в бумагах многолетнего сотрудника “Зеркала” Алексея Смирнова (1937 — 2009). По мне, цитаты из фрагментов детской книжки А. К. “Гуси летят” (в статье-послесловии Евгения Штейнера) куда интереснее мистических “Отрогов гор” (кстати, “Гуси...” интересно рифмуются со свежим венгерским романом “Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи”, о котором — ниже).

“Известно, как отозвался Маршак о песне советских композиторов „А я остаюся с тобою, родная моя сторона”: „Это же песня домашнего гуся”, — воскликнул он. Коваленский вряд ли был похож на домашнего гуся. В силу каких причин он остался в России, сказать теперь уже невозможно. Жизнь его была раздавлена, книги не написаны, а написанное — уничтожено”.

К слову, упомянутая “песня советских композиторов” — дело рук М. В. Исаковского, автора великого стихотворения “Враги сожгли родную хату”.

Рядом с Коваленским — фрагмент неизвестного публике романа Игоря Холина “Бедная черепаха” (я окрестил его как “наш ответ Джойсу”) и содержательное интервью Саши Соколова Ирине Врубель-Голубкиной. А в следующем номере “Зеркала” — очень грустные, искренние воспоминания дочери поэта Луговского от первого брака, 79-летней Людмилы Владимировны Голубкиной.

Виктор Кулерский. Хроника (некоторых) текущих событий. — “Новая Польша”, Варшава, 2012, № 1 (137) <http://www.novpol.ru>.

“Решение о награждении супружеской пары медалью за долголетнюю совместную жизнь отменено, так как муж убил жену. <…> Станислав Пудо не знает, что ему делать с медалью („Жечпосполита”, 22 — 23 окт.) ”.

Вообще говоря, чтение обзоров в “НП” — особенно в части общественно-политической обстановки в Польше — очень отрезвило бы иных любителей поговорить о счастливой “свободной Европе”. В номере также — рецензия Александра Гогуна на нашумевшую книгу американского полонофила Тимоти Снайдера “Кровавые земли” (2010) (где по многим линиям сравниваются сталинщина и германский национал-социализм) и обстоятельное подведение Натальей Горбаневской итогов милошевского конкурса для русских переводчиков. Победил в нем питерец Игорь Булатовский (тут публикуется и его перевод милошевого “Вальса”).

 

Павел Макаренко. “Немецкий Октябрь” 1923 г. и советская внешняя политика. — “Вопросы истории”, 2012, № 3.

О подготовке — внутри и извне — революционного коммунистического переворота в Германии, сложном колебании двух противоположных линий советской внешней разведки — “реальной и революционной”. Кстати, Сталин считал, что немецкие коммунисты были не готовы взять власть. И все это на фоне двух “путчей”: “пивного”, фашистского в ноябре и неудавшегося коммунистического в октябре. Тем не менее сведения о советских и коминтерновских поползновениях в сторону “пролетарской революции” дошли до германского правительства. “Однако разгром войсками рейхсвера локальных выступлений немецких коммунистов и рабочих не отразился на секретных контактах советской стороны с руководством рейхсвера”.

Тем не менее торгово-экономические отношения с Германией не прервались, но сильно ухудшились, и та, встретив “долгожданное взаимопонимание со стороны западных держав”, стала на путь сближения с Западом.

В этом же номере заканчивается публикация т. н. “Письма В. М. Молотова в ЦК КПСС” (1964), которая длилась на протяжении 12 (!) номеров “Вопросов истории”. Феноменальный с антропологической точки зрения документ раннего “антихрущевского” извода с финальной цитатой из Сталина (иезуитский тост последнего “за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского