перечислении вещественных доказательств полета.  Как вам, к примеру, бутыль с иорданской святой водой? Бутыль действительно существует. А сохраняющиеся в архиве Анастасии Чернецовой (второй супруги Аполлонова) палестинские лилии, аккуратно засушенные будто бы самим Ванечкой и прикрытые молочно-хрустящей бумагой, чтобы не выгорали на свету? Крест (к слову, отчаянно дорогой, поскольку кипарисовое древко обложено перламутром) с надписью на обороте «Святой град Ерусалим»? Свеча из темного воска с полинявшим золотым ободком?  И наконец, знаменитый арабский коврик? o:p/

«Не забудьте, что он летал не один раз, — по-татарски сжимая глазки, подсчитает Ванечкин приятель тех лет Вадик Длинный. — В другие полеты он предпочитал пользоваться не бесом, а арабским ковриком, который ему подарила в Иерусалиме Мариам. Эмоциональная, доложу вам, женщина...» o:p/

В Абрамцеве, в дачке, которая была Ванечкиным жильем в последние семь лет (соответственно, с 1984 по 1991-й), коврик показывают. Так себе коврик (простите). Посетители дачи, если они — профаны, лишь слышавшие о Ванечке (от моды никому не спрятаться), но не знающие его тексты назубок, недоумевают при виде истоптанно-жалкого коврика, который гиды-энтузиасты предлагают в качестве былинного ковра-самолета. Вдобавок ревниво сгоняя с него чересчур любопытных. И только романтические девушки ткнут в объяснение: o:p/

«Эх, касатики, если полетаете сами в Ерусалим (а куда еще летать на чертях?), попомните советы Ванечки: кончатся сны медовые, палестинские — и отомстит чёрт. Хотя бы выйдет бедрастой красоткой из кабинета. А вы — директор. Крупного завода. Вы — на счету хорошем. У вас — супруга (рыхлая жэ ). У вас — два дитяти (свинца нет у них в жэ ). А у чёрта, который из вашего кабинета, — не только бедра (широкие, как арабский платок на базаре), у него еще — талия, как эскимо на палке, у него под бюстгальтером — спелые округлости, лицо у него — блондинки с полкилометром багряных губ, а глазищи! Как два моря — Черное и Мраморное... Уж я видел, летал. И вдруг (я приторможу, чтобы вы осознали-таки серьезность момента) — и вдруг мадемуазель, повихливая, выходит от вас. Тут крышка вашей карьере! Учитывая моральные ценности. И флёрдоранж духов, которые в кабинете неприлично повисают в воздухе, — как ни проветривай, как их ни матери. Висят до прибытия комиссии. Откудава надо. o:p/

Тут уж поплачете, тут изойдете ручьями, вспомнив белоснежную характеристику и теплое уважение коллектива. Поздно... Не поверят, хотя вы и попытаетесь убедить комиссию, что, конечно, предпочли бы предусмотренные профсоюзом поездки, например, в Сочи или для поправки, например, желудочного сока в Кисловодск, да куда-нибудь по сибирским просторам тоже с благодарностью — подышать целебным воздухом хвои, совсем просто — недельку в пансионате под Москвой (сосед — язвенник с зеленым ликом, удобства на этаже) — и ту предпочли бы сомнительным полетам в Ерусалим, к тому же сидя неизвестно на ком... o:p/

Поэтому летать на коврах-самолетах — это оберегать себя от нехороших последствий. Да и помягче: у чёрта спина очень костлявая, а шерсть, которая по неопытности покажется густой и сберегающей тепло, — подпахивает гулящей псиной и обледеневает на высоких ветрах. А если линька?.. И потом (тут я улыбнусь) — на ковре-то места хватит для двоих... Вы приобнимите свою милую, указывая на горизонты; рядом — поездами шумят тучи, внизу — хлопает море, темень такая, что даже милая поняла: отталкивать вашу руку — пик ханжества, но главное — там, далеко, город, святой город, возжигает огни...». o:p/

o:p   /o:p

3 o:p/

o:p   /o:p

Иван Варламович Аполлонов родился во Владимире в 1938 году. Что выбрать из биографии, объясняющее незаурядность мальчика из заурядной будто бы семьи? Знатоки крикнут про память. Да, память Ванечки — легендарная, патологическая. Кажется, он помнил все. Дни недели, когда было то-то и то-то, платье в синий горошек директора школы на линейке в шестом классе и платье в зебро-клетку на выпускном вечере, стихотворные цитаты («Вчерашний день, часу в шестом / Зашел я на Сенную: / Кадрили женщину, при том / Совсем не молодую» — «Дыша духами и туманами, / Она садится с вами в лифт. / И смотрите глазами пьяными / На кружева, на брошь, на лиф»), ладно — поэзия, но он цитировал верстами прозу, он выдавал цифирь, как арифмометр. И с удовольствием! под аплодисменты прогретой винными парами публики. Когда, например, венчались Пушкин и Натали (выпрыгнувших из чрева Натали деток Ванечка перечислял, не забывая про оттенок чубчиков и дни именин), в каком, например, году граф Толстой оседлал — нет! не девчонку в доме терпимости в Казани — а велосипед, — «И сколько стоила колбаска, допустим, чайная году в 1913-м?» — неожиданный и, согласимся, провокационный вопрос — даже Ванечка хотел выиграть время встречным вопросом: «Та, что пахнет дымком, мужской дружбой и свиными ушами?» — «Именно». — «Хи-ха, — ясно было, что он уже знает ответ — ведь он пригладил свою знаменитую челку. — Мой дед строго постился, но он говорил мне, что колбаса стоила при Николаше...» Какая разница, что дед Аполлонова умер в 1918-м, за двадцать лет до рождения Ванечки? В цифрах Ванечка не путался никогда. o:p/

Пусть полет в Иерусалим на бесе — литературный вымысел, но звонок Ивану Варламовичу Аполлонову из Патриархии в 1988-м (юбилейный год, Тысячелетие Крещения Руси!) — совсем не легенда. Через десятые руки князьям церкви стало известно, что какой-то чудак высчитал ошибку в сроках Пасхи на юбилейный год! И об этом болтает пол-Москвы. Что получил Ванечка в обмен на четыре листочка (довольно-таки мятых) с вычисленной Пасхалией? Собственную улыбку и вкус черной икры на губах. o:p/

Вы не добили бы Ванечку ни калибром какой-нибудь гаубицы, ни ростом Ленина («Номер бюстгальтера Крупской?» — поморщится, но назовет), и кого родил Зоровавель, как звали старушку, уложившую вязаночку хвороста к ногам тлеющего Джордано Бруно, и гомеопатическое лечение выпадения кишки, и сколько в мире выпито гектолитров чистого спирта, допустим, в 1969-м, а памятка с терпеливым перечислением этапов искусственного дыхания («к признакам жизни относятся... но не синюшность»), инструкции для контролеров в пригородных поездах — да, легендарных поездах 1970-х — тряские, пьяные путешествия в которых можно без преувеличения именовать «Полетами на бесе...», какого числа, между прочим, Готфрид Бульонский подошел к иерусалимским стенам?.. o:p/

Он помнил меню всех владимирских столовых, иначе как появились бы в «Полете на бесе в Ерусалим» такие прославленные блюда: o:p/

o:p   /o:p

Бяки черные, o:p/

Борщок с коммунистическим приветом, o:p/

Макароны с чем-то, o:p/

Компост из