просто какой-то местный чай. Только без сахара. Вместо сахара здесь использовали мёд. И Стёпка его тоже очень хорошо использовал. Всю миску умял, весь хлеб и две кружки заварухи.

— Ты, Стеслав, часом не рыбу ли в ручье промышлял? — спросил широкий седоусый тролль с румяным лицом и серьгой в ухе. — Рукав эвон весь в чешуе.

Тролля звали, как Стёпка уже знал, очень забавно: дядько Сушиболото. А тролли-близнецы, которых Стёпка видел в Предмостье с весским дружинником, были его сыновьями и звали их Перечуй и Догайда.

Все с ожиданием смотрели на него, знали, конечно, что в здешнем ручье рыбы отродясь не бывало. Стёпка отодрал от рукава прилипшие чешуины и рассказал о встрече с Бочагой.

— Давненько я его не видал, — заметил Неусвистайло. — С запрошлого, почитай, лета.

— Он водяной? — спросил Стёпка.

— Какой из него водяной! — захохотал Сушиболото. — Какой водяной! Родниковый пастух он, родничник по-нашенскому! Прежде-то он в Лишаихе обретался, за рыбой присматривал, бобров оберегал, а опосля, известная петрушка, выпивать крепко начал. Ну в глухомань его и затянуло, с лешими колобродить на болотах. Пропащая душа, но не злая ни с какого боку. Завсегда подмогнёт, и пакостей никто от него ни разу не видал. Наш мужик, в обчем, таёжный.

— А ключ ему зачем?

— Родникам лесным путь наверх отворять, ручьям русла чистить.

— А он его потерял, — с укоризной сказал Стёпка.

Неусвистайло усмехнулся в рыжие усы, шумно отхлебнул из огромной деревянной кружки:

— Не терял он его. А ежели бы и потерял, в ручье-то зараз отыскал даже бы и не глядя. Это он тебя, Стеслав, проверить захотел. Что ты за человек, не жадный ли до чужого добра, не гнилой ли внутрях. Приметил тебя у воды, и проверил. Ты на него обиду не держи. Не со зла он. Жизнь у нас ноне такая, что не каждому верить можно и надобно.

Стёпка пожал плечами. Обижаться на добродушного Бочагу он и не думал. Глупо было обижаться. Плохих людей, как он уже успел убедиться, здесь хватало. А как определить, каков из себя человек, не проверив его?

— Это он, что ли, всех так проверяет? — спросил он всё-таки.

— А иных и проверять не надобно, — ответил Сушиболото, глянув Стёпке прямо в глаза. — У иных-то гниль сердешная так наружу и прёт. Посмотришь на такого — ровно изнавозишься весь.

И Стёпка сразу вспомнил Никария. Вот в ком сердешной гнили с избытком и даже ещё больше. И как только его в замке терпят? Почему отец-заклинатель не прогонит его в шею?..

Кроме четырёх троллей у костра сидели ещё два гоблина. Седой кряжистый Верес в разговоре почти не участвовал, хмуро прихлёбывал заваруху, зыркал на Стёпку суровым глазом и время от времени страдальчески морщился, мотая из стороны в сторону лохматой головой. И он сначала Стёпке как-то не понравился. Зато Брежень, безбородый и улыбчивый охотник лет примерно двадцати, сразу расположил его к себе весёлым и лёгким нравом. Он без устали балагурил, подшучивал на мающимся с похмелья Вересом, с троллями держался на равных и был, похоже, душой компании. Прибаутки и поговорки из него так и сыпались. Он и обратил внимание на то, как Стёпка морщится, когда берёт что-нибудь правой рукой.

— Али плечо выбил? — спросил он. — Али зашиб кто?

Стёпка хотел отмахнуться, мол, ничего серьёзного, но тут же и скривился от боли. Правую руку опять словно бы ледяным холодом обожгло. «О, мой верный!..» — вспомнилось.

Неусвистайло, конечно же, заметил его гримасу.

— Ну-кось, сбрось кожушок свой, — велел он. — И рубаху тоже снимай. Гляну-кось, чего там у тебя.

Стёпка послушно стянул через голову рубашку, покосился на плечо, боясь увидеть что-нибудь совсем страшное… И увидел.

Ого!

Неусвистайло тоже закряхтел, разглядывая вздувшийся багровый рубец, идущий через плечо со спины на грудь, как будто Стёпке сначала отсекли правую руку, а затем очень грубо пришили на прежнее место.

Дядька Сушиболото пошевелил бровями, Перечуй с Догайдой переглянулись, Брежень невольно дотронулся до своего жутковатого шрама на левой скуле. Даже хмурый Верес глянул на Стёпку с интересом.

— Кто тебя этак-то приголубил? — спросил пасечник, осторожно касаясь рубца твёрдым шершавым пальцем.

— Призрак вчерашний, — сказал Стёпка чуть виновато. Он с испугом смотрел на изуродованное плечо. А ему-то казалось, что после того удара призрачным мечом ничего не осталось. Онемение только и холод в руке. Вот тебе и не осталось! Вон как плечо перепахало — смотреть жутко. И рука теперь, как чужая. Не отвалилась бы, чего доброго…

— Поведай, — потребовал Сушиболото.

— Ложись, — велел Неусвистайло, бросив на землю медвежью шкуру.

Стёпка, морщась, улёгся на живот, и пасечник принялся лёгкими касаниями втирать ему в спину и плечо одуряюще пахнущую какими-то травами мазь.

Можно было, конечно, ничего не рассказывать или придумать что-нибудь, но Стёпке неловко было врать и таиться, поэтому он подробно описал свою встречу с колдуном и с рогатыми призраками. Тролли и гоблины слушали внимательно, хмуря тяжёлые лица. Когда он закончил, помолчали, обдумывая. Сушиболото зачерпнул кружкой из котелка, шумно выпил, вытер усы, собрался что-то сказать — и не сказал.

Неусвистайло перевернул Стёпку на спину, убрал в сторону стража и стал втирать мазь в грудь. На груди кроме оставленного мечом рубца обнаружилось ещё несколько глубоких, но уже слегка подживших царапин. Вспомнить, откуда они взялись, Стёпка не мог. Вероятнее всего, благодарить за эти царапины следовало того же Дотто. Тролль мимоходом смазал и царапины. Лечить, так уж сразу всё.

— Дак ты, Стеслав, энто… — почесал в затылке Перечуй. — Ты не демон ли случаем, а?

Стёпка подумал и решил признаться. Во-первых, Купыря говорил, что троллям можно доверять, а во-вторых, похоже, что его недруги уже прекрасно осведомлены, кто он такой. Зачем же тогда друзей обманывать?

— Демон, — сказал он. — Меня Серафиан вызвал из… Оттуда, в общем, где я живу. Дело у меня здесь есть. Очень важное.

Его признание не произвело на присутствующих никакого впечатления. Никто не удивился, не испугался, не всплеснул руками. Подумаешь, мол, демон, обычное дело.

— Знавал я одного демона, — заметил Брежень. — Годов этак пять тому жил у Вышани на выселках такой же как ты… вызванный. Только не отрок, а зрелый уже, шибко в летах. Таился он там от кого-то, а после, говорят, в Большие Упыреллы убёг. Схож ты с ним, Стеслав, я сразу приметил. Говор у вас одинаков.

— А ты, Стеслав, ежели не тайна, из каковских демонов будешь? — подал голос молчавший до того Догайда.

Стёпка плечом пожать не мог, поэтому просто мотнул головой:

— Не знаю. Из обычных, наверное. Я