запеканку, я плюнул на все.
— Рей?… — постучался я в дверь в ее квартиру, — Выйдешь? Можешь?
Тишина в ответ.
— Ре–ей. Пошли. Я ужин готовлю, — зову чуть более настойчиво. Снова никакой реакции.
Я ждал. Когда ожидание стало нестерпимым, а от беспокойство я начал метаться, возникла мысль забить на условности, и просто войти внутрь. Но, я все‑таки подавил это желание — слишком многое для меня значила личная «берлога», чтобы я мог так просто ворваться в чужую квартиру.
В итоге, я так и уселся на полу возле двери, облокотившись спиной на косяк. Комната медленно погружалась в вечерние сумерки.
Почти полная тишина разбавлялась только еле слышным далеким гудением автомобилей. Ночной Токио-3 просыпался, израненный и полуразрушенный, но все еще живой. За окном загорелся и принялся мерцать холодным светом единственный полуживой фонарь рядом с домом. Из окна было видно зарево света, разгорающегося там, где люди ходили по барам, клубам, веселились в компании своих собратьев…
Я впал в какое‑то странное и зыбкое оцепенение, тело стало чем‑то далеким, неважным. Оставалось только сидеть, вслушиваясь в удары собственного сердца и разглядывая узор теней, что появлялись и исчезали на стене в такт вспышкам фонаря.
Из транса меня вывело весьма ощутимое дрожание пола. Ритмичное и неотвратимое, словно поступь гиганта…
Поступь?!
Я тут же оказался у окна. Над заревом города возвышался гигантский черный силуэт Евангелиона, на месте лицевой пластины можно было разглядеть глаза, горящие багровым цветом. Вот он повернул голову, и посмотрел в мою сторону. По спине потек пот.
Синдзи…
Черт! Ангел! Но как? Кто пилот?! Почему Мисато не предупредила нас?!
Синдзи!..
Так! Быстро схватить Рей, и в Геофронт! Если поторопиться, пешком можно успеть добраться за час–полтора…
— Синдзи!
— А?! — пытаюсь вскочить с пола, но тут же падаю обратно.
Я, оказывается, заснул, и теперь часто дышал, пытаясь унять сердцебиение. В комнате было уже гораздо темнее, чем было во сне. Никакой дрожи от шагов зараженного Евангелиона, естественно, не ощущалось.
Надо мной склонилась Рей.
— Синдзи? — в глазах девушки мелькнула тревога.
— Все нормально, — я качнул головой, поднимаясь. Рей отступила на полшага, — Ждал тебя. Заснул, — криво усмехаюсь.
Почему я раньше не замечал, что у нее глаза такого глубокого цвета?
Рей молчала. Я же, все пытался унять то беспокойство, которое продолжало грызть меня с тех пор, как мы с Синевлаской пришли домой. Все это паранойя…
— Заснула? — уже по–нормальному улыбнулся я девушке, — Пошли. Ужин приготовлю.
Хватит. Накрутил себя черт знает из‑за чего, надо успокоиться. Все по–прежнему.
— Нет, — мы все так же стояли друг напротив друга, — Я… Боялась.
Девушка смущенно отвела взгляд. В груди неприятно кольнуло.
— Чего, Рей? — неужели, моя паранойя в кои‑то веки сработала правильно? Неужели Рей боится, что я не смогу ее защитить?!
— Я… Вот. — Синевласка поворачивается ко мне боком и распахивает рубашку.
Шрам. Воспаления уже нет, но кожа еще розовая, новая, и это пятно очень заметно на бледной коже девушки.
Меня словно в ледяную воду окунули. Что я могу сказать, как загладить свою вину?..
— Рей…
— Я больше… не нужна?.. — совсем тихо, на грани слышимости донеслось от девушки.
Три секунды мне понадобилось на осмысление.
Рей не винит меня? Почему?! Я ведь нарушил обещание?..
Плевать! На все плевать! Все не важно!
Сгребаю в объятья девушку, осторожно прижимаю ее к себе.
— Нужна. Нужна! Не отпущу, не отдам, Рей, — беспорядочно шептал я ей в макушку, — На все плевать, не знаю, почему ты решила, но ты нужна, без тебя я не знаю, как жить…
Девушка, напряженная, словно натянутая струна, постепенно расслаблялась. Мы продолжали стоять в темной квартире, в тишине, я все шептал что‑то бессвязное. Но эти минуты я бы не променял на самый развеселый праздник.
(обратно)
(обратно)