академическим образованием. Этим человеком стал студент Санкт–Петербургской духовной академии Иван Касаткин..

Деятельность о. Николая (Касаткина) на посту настоятеля консульской церкви в Хакодате

Иван Дмитриевич Касаткин родился 1 августа 1836 года^[5] в селе Березе Вельского уезда Смоленской губернии. Происходил он из духовного звания, отец был диаконом. Когда мальчику исполнилось пять лет, умерла его мать. Детские годы Ивана были полны забот и лишений, жизнь провинциального духовенства в то время была крайне бедна. Однако испытания только закалили волю будущего святителя Японии. Блестяще окончив в 1856 году Смоленскую духовную семинарию, он был принят на казенный счет в СанктПетербургскую духовную академию. Однажды, проходя по академическим коридорам, двадцатитрехлетний Касаткин увидел объявление, в котором Синод предлагал кому‑нибудь из оканчивающих академию занять место настоятеля церкви российского консульства з Японии. Касаткин вспомнил «Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев…», много раз читанные им в детстве. Предложение заинтересовало его, но не настолько, чтобы сразу же решиться ехать в такую далекую и варварскую страну. Он колебался. Однако вечером, стоя в церкви на всенощной, Иван Касаткин услышал голос, повелевший ему стать монахом и ехать миссионером в Японию. Так совершилось его призвание.

Через несколько дней он принял постриг с именем Николай. После утомительного путешествия через всю Сибирь в трясучей кибитке ему пришлось зазимовать в г. Николаевске–на–Амуре, где он познакомился и получил наставления у епископа Камчатского святителя Иннокентия (Вениаминова), ставшего затем митрополитом Московским. Наконец через год после отправления из Санкт–Петербурга, 2 июля 1861 года, Касаткин прибыл к месту своего служения. Первые восемь лет его жизни в Японии можно назвать подготовительным этапом, они были в основном заполнены изучением страны и ее языка. Надо сказать, что вторую волну христианства японцы встречали крайне подозрительно. Отец Николай позже писал: «При появлении американской и российской эскадр у берегов Японии в 1853 году вся Япония, естественно, была крайне встревожена: люди более образованные ждали от иностранцев неприятельских, завоевательных действий, народ же с ужасом смотрел на каждого. иностранца как на колдуна и поминутно ждал от него чудес… Тогдашние японцы смотрели на иностранцев как на зверей, а на христиан как на злодейскую секту, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи»^[6].

Образ России у японцев тоже был негативным. С самого начала наших контактов Япония боялась России, считала, что та хочет ее завоевать. «Вся Япония была полна этой злостью, ненавистью, фанатическим зложелательством по отношению к России»^[7]. Однако это не остановило молодого священника в его стремлении проповедовать Православие.

Прежде всего необходимо было выучить японский. язык. Отцу Николаю пришлось признать, что язык этот «труднейший на свете». Ни грамматик, ни иных пособий не было, и приходилось «учиться инстинктом, чрез чтение книг и механическое приучение себя к тем или иным оборотам разговорной и письменной речи»^[8]. Однако через несколько лет отец Николай овладел письменным и разговорным японским практически в совершенстве. Именно ему принадлежат переводы Священного Писания и многих других богословских книг, которыми до сих пор пользуются японские православные. Его ораторские способности также были велики. Как позже вспоминал известный востоковед Дмитрий Позднеев, учившийся в Токийской духовной семинарии, созданной отцом Николаем, у того был «сильный иностранный акцент. · Кроме того, восемь лет пребывания в Хакодате дали его произношению сильный оттенок северо–японского диалекта. Но это не мешало ему быть понимаемым всеми японцами от мала до велика, богатство словаря и легкость построения фраз давали его речи силу, приводившую в восторг всех японцев… Фразы были короткие, обороты самые неожиданные, но. чрезвычайно яркие и сильные… Он черпал из своей изумительной эрудиции образы, примеры и сравнения, о которых японцы никогда и не думают, что они могут быть известными европейцу…»^[9] Овладел отец Николай и английским языком. Одновременно он глубоко изучал литературу, философию, историю Японии, ходил в буддийские храмы и слушал там проповедников, приглашал к себе для бесед буддийских бонз. Все это было необходимо, ведь без проникновения в характер, образ мысли японского народа нельзя было ожидать, что православная проповедь будет услышана.

Все же первые попытки обращения японцев в Православие не были удачны. Отец Николай убедился в отсутствии у японцев логического мышления. Образование их происходило по китайской системе и состояло во многом из механического заучивания текстов. Еще несколько лет спустя один из участников русской миссии писал: «Японцы народ славный, но младенцы все. По образованию, разумея под ним распространение грамотности и ремесел, они куда зашвырнут не только нас, но и почище кого‑нибудь. Только все это заквашено китайщиной: у всех какая‑то интеллектуальная мертвость»^[10]. Однако, по мнению отца Николая, революция Мэйдзи реформировала не только политико–экономическую сферу, но и сознание японцев, им стало более понятным европейское мышление.

О современной ему Японии он писал так: «В этой 35миллионной империи крайнего Востока все как‑то чудно, все не по–нашему, но вместе и не повосточному…»^[11] Поэтому он верил в большой потенциал христианства, и особенно Православия, на этой земле: «Японский народ слишком умен, развит и свеж, а его религии слишком отсталы и нелепы, чтобы могли удовлетворить его»^[12]… «Не знают еще японцы Истинного Бога, по «естественным законам творят». Три доселешние няньки японского народа каждая воспитали в нем нечто доброе: синто честность, буддизм взаимную любовь, конфуцианизм взаимное уважение. Этим и стоит Япония. Но пора уже Японии узнать своего Отца Небесного»^[13].

Только на четвертый год отец Николай смог обратить в Православие первого японца. Им стал буддийский жрец Савабе. Он ходил к сыну российского консула преподавать фехтование и никогда не упускал случая показать свою неприязнь к отцу Николаю и его вере. Однако после того, как отец Николай однажды предложил разъяснить ему сущность христианского учения, Савабе пережил настоящий духовный переворот и из недоброжелателя превратился в самого горячего сторонника Православия. К 1868 году Православие были готовы принять 20 японцев. Первыми, 18 мая, были крещены