надо! Как Жанна д’Арк.

— Конечно, надо! А как?

— Что ты заладил: «А что? А как?..» Трудно сообразить, что ли? Надо пробраться в русскую армию к князю Багратиону и сражаться с супостатом! Багратион — герой. Так папенька говорит.

— Да-да! Папенька под начальством Багратиона ещё при Суворове служил. Так и говорит: «Багратион — герой. Но князь Михайла Илларионович Кутузов ещё лучше! Отвага та же, а похитрее будет».

— Вот и бежим к ним Отечество спасать! Или ты боишься Буонапарте и оставляешь подвиги дамам?

— Кто? Я боюсь?! Сама бы ты не испугалась!.. Бежим не медля! Верхом — нас же папенька не зря и верхом учил, и вместо кучера лошадьми править!.. А в какую сторону?..

— Ой нет! Ты меня, братец, своими вопросами уморишь раньше, чем французы пулей прострелят!..

Лиза знала, в какую сторону бежать: по просёлочной дороге, за ямщиками, едущими в Москву. Но надо было ещё подготовиться к походу: запастись провиантом.

Три дня кухарка Матрёна жаловалась барыне на то, что из кладовой пропадают пироги, коврижки и орехи. А пироги, коврижки и орехи оказывались в детской, в узелке под кроватью Лизы. Когда узелок стал достаточно большим, Лиза сказала: «Всё! Сегодня ночью».

Как только стемнело и все в доме улеглись спать, дети зажгли свечу и написали по-французски успокоительное письмо маменьке Елене Евгеньевне, где, между прочим, были и такие слова:

«Милая маменька! Мы перед Вами очень виноваты, и нам Вас очень жалко, но Буонапарте уже к самой Москве подошёл, и надо же кому-то французов бить, как Жанна д’Арк — англичан! А когда мы вернёмся с кровопролитной победой и Государь Император нас наградит, можете нас даже высечь за непослушание…»

Покончив с письмом, Лиза переоделась в одежду брата — благо, у него был большой гардероб. Потом она перед зеркалом подстригла ножницами свои роскошные светлые локоны, подстригла до плеч. Потом заплакала — так стало ей жалко волос!

Но тут же опомнилась, твёрдо произнесла: «Жанна д’Арк!» — и вытерла слёзы.

— Лиза, какой ужас! Ты как мальчик стала! — вырвалось у стоявшего рядом Александра.

— Прекрасно! Чем ужаснее, тем лучше! Чтобы французов пугать и в гусары взяли… Ты что, думаешь, барышню в гусары примут?

Примерно через полчаса из дверей конюшни вышла старая, спокойная, серая в яблоках лошадь Эмилия под седлом.

На лошади сидели брат и сестра Копьёвы: спереди — Лиза, сзади, обхватив её руками, — Александр. Узелок с провиантом был приторочен к седлу.

Лошадь тихо прошла мимо спящего на сене конюха Фалалея, пересекла двор, проскользнула в заранее приоткрытые ворота на улицу и скрылась в темноте. Дворянские дети Елизавета и Александр Копьёвы убежали на войну.

Обо всём этом дети рассказали мышам после того, как Тимка и Тинка представились и поведали историю своего путешествия.

Читатель спросит: а поверили ли брат и сестра Копьёвы тому, что мыши прибыли в Шевардино из будущего? Вы знаете, довольно легко поверили.

— Если мыши умеют говорить по-человечьи, да ещё на разных языках, то почему бы им не уметь путешествовать из одного времени в другое? Не правда ли, Саша?

— Конечно, Лиза!

— А главное — оказывается, я простых мышей боюсь, а говорящих мышей совсем не боюсь!

Глава четвёртая, в которой появляется повар мсье Ришар, а Тимка и Тинка съедают сыр самого Императора Наполеона

— Какие вы всё-таки отважные дети! — восхитилась Тинка.

— Это разве отвага? — пожала плечами Лиза. — Вот если мы в битве подвиг совершим, тогда будет отвага… А пока мы вообще заблудились и не к Кутузову попали, а к французам.

— А я бы вот никогда на войну убежать не осмелилась!

«Я бы тоже, если бы не Лиза», — сказал Александр про себя, а вслух произнёс:

— Эмилию у нас украли.

— Какую Эмилию? — не понял Тимка, отгрызая кусок от шнурка лорнета.

— Лошадь нашу. Здесь неподалёку, когда мы ночевали в поле в стогу сена. Проснулись утром — а её нет. Сама бы она от нас не ушла — мы с ней очень дружили… Искали, звали — бесполезно!

— Обидно! — вздохнула Лиза. — Ведь почти до Кутузова добрались! Со своей лошадью легче было бы в кавалерию записаться, в гусары… И вообще, Эмилию жалко!

— Да-а! — сочувственно кивнули мыши.

— Ну ничего. Ночи дождёмся в этом сарае и отправимся в деревню Горки. Там штаб Кутузова… А вон там, в шатре на холме, между прочим, — Лиза указала поверх забора, видного в приоткрытую дверь сарая, — штаб Буонапарте.

— А рядом с шатром, возле палатки — полевая кухня, — добавил Александр. — А мы сидим тут голодные — хоть солому ешь!

Тимка уже отгрыз изрядный кусок от шнурка и с помощью сестры крепко, но не туго привязал его к своей левой передней лапке. Получилось нечто наподобие толстого мышиного браслета. Ведь шнурок лорнета был тоненьким только для человека, а для мышонка сошёл бы за толстенную верёвку.

Теперь предмет, с помощью которого можно было вернуться во времени обратно, был всегда рядом, и если что — оставалось только Тинке дотронуться до «браслета», а Тимке в этот момент — щёлкнуть хвостом…

— Точно в шатре штаб Наполеона?! — встрепенулся Тимка.

— Точно. Тут, в сарае, все разговоры французов на улице слышно. А мы с Александром по-французски всё равно что по-русски — спасибо нашим гувернантке и гувернёру… Так бы вот взяла — и подожгла этот шатёр!.. И кухню заодно бы взорвала!..

— Тихо! — вдруг громко прошипел Александр и схватил сестру за руку.

На улице раздались шаги, и возле приоткрытой двери сарая появился худой нескладный человек в поварском колпаке на кудрявой голове и в белом переднике поверх французского сине-белого мундира. В руке перед собой он держал большое серебряное блюдо, на котором лежало нечто, покрытое белоснежной салфеткой.

Человек заглянул в сарай и сказал по-французски:

— Кто здесь?

Дети и мыши уже успели зарыться поглубже в сено.

— Здесь кто-то разговаривал… — нескладный человек зашёл в сарай. — Или нет?.. Мерещится всякое. На этой войне я стал совсем нервный! Того и гляди, приготовишь императору что-нибудь недостойное моего искусства!

А Тимка тем временем уже быстро лез вверх по выщербленному дверному косяку. Сестра бросилась за ним.

— Куда ты? — прошептала она, хватая его за ботинок.

— Сыр!!! На блюде! — прошептал в ответ мышонок. — Против сыра я безоружен!

— Я тоже! — призналась Тинка. — А как пахнет! Я уже с ума сошла!

Дальше всё произошло очень быстро. Человек в поварском колпаке, отведя руку с блюдом в сторону, к дверному косяку, начал неловко ворошить ногой сено. В это время Тимка и Тинка незаметно для него спрыгнули на блюдо и мгновенно забрались под