и не забывай все проверять руками.

В последний раз оглянувшись на освещенную ярким солнцем влажную зелень, ныряю в темноту и прохладу.

Темнота, впрочем, недолго сопротивлялась американской технике. Ручные фонарики со светофильтрами подсветку дают неважную, но слепыми кротами пехота себя не чувствует.

Успешно преодолев пару растяжек и миновав три тупика с ловушками, выходим к караульному помещению.

Чпок! Чпок!

Тяжелые кольтовские пули, оказывается, почти с одинаковым звуком входят в сырую глину стен и человеческие тела. Четыре гука не успели даже пикнуть. Хорошие глушители на наших пистолетах – в бою такого не услышишь.

Русский полевой телефон, бамбуковая пирамида с оружием, три брезентовых койки.

– Майк, что с проходами?

– Правый ведет в сортир, левый – ловушка, самый натоптанный средний. Но он узкий, сержант.

Это предусмотрено. В скопище штабных задниц попадаются и светлые головы. Жирдяев и великанов в моем взводе нет.

– Вперед, парни.

Ходы разветвлялись и снова сходились, описывали петли, делились на несколько несущих смертельную опасность отнорков. Из одного ощутимо пахнуло дохлятиной.

– Волчья яма, сэр. В ней наколотый на колья труп. Кто-то из наших.

В мою протянутую руку опускаются овальные пластинки на потемневшей цепочке. Такой же двойной военный жетон, как на каждом из нас.

Запомним.

Мы двигались бесшумно в этой черноте. И так же бесшумно несли вьетконговцам смерть. Цилиндры глушителей на стволах пистолетов со слабыми хлопками выпускали свинец, записывая очередную победу на счет взвода.

Легкую и бескровную победу.

– На сколько ставить замедление, сэр?

– На час.

Продолжаю под вопросительным взглядом подчиненного:

– Здесь мы не пойдем. Выходить будем в другом месте.

Мы уже миновали пару выходов наверх, убрав охранявшие их караулы. Снимавшие часовых бойцы успели даже глянуть на солнечный свет. Сто процентов: впереди есть еще такие же.

О'Гири ответил, подводя стрелки:

– Слушаюсь, сэр.

Си-4 – классная штука. Особенно, снабженная часовым механизмом и умело заложенная на складе оружия и боеприпасов. Не хотелось бы мне здесь очутиться, когда детонируют вон те минометные мины.

Все шло легко. Даже слишком легко. Чутье подсказывало – так не должно быть на войне. Но как внушить опасения окрыленным победами бойцам?

Едкий запах лекарств и тяжелый гниющих ран мы почувствовали издалека. Пара малахольных вьетконговцев в темных халатах осталась валяться в проходе, а земляные сцены раздвинулись в стороны. Это оказался настоящий подземный госпиталь с операционной и палатами за закрытыми брезентовыми полотнищами входами. Полный тяжелораненых госпиталь.

Оставаясь за освещенными тусклыми керосиновыми лампами участками, я распределил бойцов, поставил задачу. Блеснули лезвия ножей, и началась резня.

Поймав башкой пулю, мешком свалился у телефона дежурный. Теперь никто не придет на помощь гукам, и солдаты дяди Сэма без помех закончат то дело, которое начали их товарищи.

Словно почуявшие кровь волки, мои парни проникали в палаты, уменьшали свет ламп и забирали жизни. Сопротивления почти не было, как не было и лишних звуков. Что до предсмертных стонов… в госпитале всегда кто-то стонет.

Несмотря на вентиляцию, воздух все ощутимее наполнялся тяжелым запахом крови.

– Сержант, гляди, какую рыбку мы поймали! Спала за ширмой на носилках.

Безумные глаза Гарри горят адским вожделением, а в окровавленных, оставляющих черные отпечатки на белом халате руках он крепко держит девку-врача. Белую. Смотрю ей в глаза:

– Кто такая?

– Это госпиталь! Здесь нет вооруженных солдат, только раненые. Мы находимся под защитой международной конвенции!

Еще не поняла, что происходит? А акцент у тебя характерный, птичка.

– Русская?

Сразу заткнулась, глядит с испугом в огромных, на пол-лица глазищах. И сама хороша. Невысокая, но фигуристая.

Грудастая, с полными, стройными бедрами, легко угадываемыми под узковатым медицинским халатом. Мать, как давно у меня не было нормальной белой женщины!

Словно подслушав мысли, Гарри хищно предлагает:

– Сержант, давай оприходуем. Когда еще такая удача выпадет?

А бойцы взвода уже выполнили приказ, сейчас собираются рядом с нами, глядя на съежившуюся девку жадными глазами.

– Нет. Перережь ей горло.

– Дерек, ты что?!..

Если питекантроп хотел еще что-то сказать, то слова застряли в его наглой глотке. Нацеленный в лоб ствол вообще способствует быстрому пониманию и отлично затыкает пасть.

– Или ты, рядовой, режешь ей горло, или я вышибаю тебе мозги. Раз.

До трех считать не пришлось. Сипя, разбрызгивая хлынувшую струей кровь, русская повалилась на бамбуковый настил. Агония. Которая по счету перед моими глазами?

Опустив руку с тяжелым пистолетом, невозмутимо командую:

– Гарри, в головной дозор с Джонсоном. Вперед.

– Да, сэр.

Ответил один негр. Маньяк предпочел повиноваться молча, всем видом выражая смертельную обиду.

Да, повалять крошку мы могли. Какая ей разница, как сдохнуть: от ножа или под тремя десятками мужиков? Но на баловство ушло бы непозволительно много времени. И я задницей чую, что его у нас осталось всего ничего.

Подозрения превратились в уверенность, когда в очередной раз обернувшегося, затаившего злобу Гарри в упор перерезала очередь из русского ППШ. Джонсона, похоже, срезало тоже. Засада!

Понять, где мы прокололись, труда не составило: за спиной осталось достаточно полевых телефонов на уничтоженных постах. Мертвые не отвечают на вызовы, а среди живых умников хватает даже у гуков.

Бой в узких земляных коридорах – это схватка в кишках дьявола. Пехотинцы выносили одних вьетконговцев за другими, но они все лезли из узких проходов, компенсируя неточность стрельбы в темноте длинными очередями своих пистолетов-пулеметов.

Отступить возможности тоже не оказалось – бой разгорелся и сзади. Гранаты применять нельзя. Помощь не вызвать.

Осталось одно – прорываться вперед, к ближайшему выходу.

Это была схватка на пределе человеческой реакции, где малейшая задержка стоила жизни идущим в первой двойке. Количество раненых стремительно росло, к питекантропу добавились убитые, но мы двигались вперед, прогрызая дорогу огнем.

Сильно ударив по ушам, прошла взрывная волна. Чертов удачливый ирландец сумел подорвать проход за спиной, воспользовавшись очередным изгибом хода. Тыл обезопасен. Надо будет представить парня к награде… если мы выйдем отсюда.

Последние двадцать минут смазались перед глазами. Я почему-то оказался впереди, стреляя из пистолетов с двух рук, чудом угадывая вражеские силуэты. Включить фонарик – значит, стать покойником,