Литвек - электронная библиотека >> Анатолий Яковлевич Гончаров >> Публицистика >> Вечерний звон на Лубянке >> страница 2
расчислен по времени. 15 апреля 1927 года начинается его действие, в конце октября того же года завершается либеральным убийством Остапа Бендера. Так неужели неулыбчивому руководству ОГПУ приспичило слегка похохмить над секретным своим детищем, которое пестовали долгих пять лет?

Однако начальник контрразведки ОГПУ Артур Артузов - не гробовых дел мастер Безенчук, который кисть дает, а зампред ведомства Вячеслав Менжинский отнюдь не цирюльный мастер «Пьер и Константин», охотно отзывавшийся на имя Андрей Иванович. «Трест» контролировал сам Дзержинский. Спустя год после его скоропостижной смерти «подполье» еще числилось действующим, и лишь где-то в середине 1927 года Менжинского вызвал Сталин и велел свертывать операцию, сказав при этом следующее: «Организация «Трест» завоевала такой авторитет, что стала мешать нашей хозяйственной деятельности и торговым связям с капиталистами, которые начинают думать о ней как о теневом кабинете».

То есть тридцать или сорок чекистов, задействованных во всех трех операциях, составили опасную конкуренцию хозяйственной деятельности огромной страны, причем на Западе, несмотря на череду громких провалов, ожидали благоприятного развития событий и не торопились налаживать связи с официальным советским правительством.

Эмигрантская клиентура опасалась даже ненароком бросить тень на руководителей «Треста», включая не вызывавшего доверия казначея Опперпута-Стауница. Слова лишнего не давали сказать. Василий Шульгин, благополучно вернувшись из «турне» по России, написал очерк о драматической судьбе Сиднея Рейли для эмигрантской газеты «Возрождение». Печатать не разрешили: «Повремените, Василий Витальевич, с этим вашим Рейли. Как долго? Трудно сказать. От вчера до послезавтра. О плохом и трудном сейчас не надо, чтобы не повредить нашему делу там...»

Лицо у Василия Витальевича сделалось послезавтрашним. Он и сам, зная, как глупо попался Сидней Рейли, как застрелили его чекисты, вывезя будто бы на прогулку по Воробьевым горам, хотя и получили конфиденциальную просьбу Черчилля освободить Рейли на выгоднейших условиях, зная массу всего невнятного, не разгаданного им в России, и угрызаясь этим, продолжал верить в подпольную организацию «Трест» как в грядущее спасение страны от большевиков.

Разночтения в оценках деятельности и политических устремлений «Треста» имелись, это так, да и странно, если бы их не было. Одни эмигранты видели в «Тресте» мощный, широко разветвленный «синдикат» интеллигентов, копивших силы на платформе «Либеральных демократов», другие подразумевали спаянную монархическую организацию Центральной России, полагая, что это правое и наиболее энергичное крыло антисоветского подполья. К тому же обоими этими крылами с невероятной легкостью управлял тонкий стратег Александр Александрович Якушев, наезжавший в Париж, Берлин и Варшаву под фамилией Федоров...

16 января 1926 года у Шульгина состоялась встреча с Якушевым в нэпманской Москве. Он мог подозревать в москвиче провокатора, как подозревал это начальник врангелевской контрразведки полковник Чебышев, однако ни Шульгин, ни Чебышев никогда не поверили бы, что можно столь быстро и столь странно для бывшего действительного статского советника Якушева стать чекистом Федоровым, посвященным в самые секретные детали операции «Трест».

И правильно сделали, когда бы не поверили. Якушев был троцкистом. В 1919 году он еще эсер, ненавидевший большевиков и готовый, кажется, примкнуть к монархистам, лишь бы поскорее смести этот «еврейский кабак на кладбище». В 1920 году чекисты разгромили в Петрограде подпольную эсеровскую организацию, в которую он входил как один из руководителей. Якушев бежал в Москву, прихватив с собой старинный фарфор и золото, продажей чего и пробавлялся, стараясь не обратить на себя внимание властей. Служил в Наркомате водного транспорта. Тем не менее, интереса к своей скромной личности не избежал. И был арестован. И сидел на Лубянке, пока его не вызволил Троцкий. Вскоре состоялась душевная беседа со Львом Давидовичем, посоветовавшим, не покидая службу в Наркомате, отдать себя в распоряжение ЧК для сугубо секретной работы на благо России - не нынешней, но грядущей, в которой не будет... Сталина.

Через два года Якушев уже возглавлял подпольный «Трест», считавшийся на Лубянке подставной организацией, тогда как на самом деле это был тайный троцкистский центр, готовивший захват власти в Москве и «нейтрализацию» Сталина - чисто либеральное убийство во имя светлого демократического будущего.

А затем... Затем были осетрина, балык, грибки, семга и еще всякое такое в истинно русском вкусе. Шульгин был уже сыт, когда только и начинался собственно обед. Это становилось угрожающим для его европейского желудка, однако постепенно втянулся в процесс чревоугодия и даже увлекся портвейном, поскольку водки не переносил. Он говорил все громче. Имена великого князя Николая Николаевича, генерала Врангеля, генерала Кутепова, других достойнейших особ, «приближенных к императору», слетали с языка все чаще, а Якушев, слушая, напевал «Вечерний звон». И чем громче говорил Шульгин, тем громче напевал Якушев: «Как много дум наводит он - бом, бом, бом...»

Ах, как это было невыразимо прекрасно в Москве! Василий Витальевич под парами портвейна не испытывал даже и смутного беспокойства. И что за удивление лица у его советского превосходительства? Разве не прав Шульгин, говоривший о нетерпимости России к «еврейской гегемонии»? А она несомненна, как несомненна и нетерпимость к ней.

- Можно сказать, что тактически евреи на этой революции страшно выиграли, - горячился Шульгин, - но следует вместе с тем признать, что стратегически необъятно они проиграли. Власть их падет, и мы должны это предвидеть.

Якушев продолжал гундосить: «Бом-бом-бом!..» Троцкий велел ему не возражать Шульгину, когда тот затронет «еврейскую тему». А он ее обязательно затронет. В царской Думе «монархист-прогрессист» Шульгин прослыл антисемитом, отчасти даже черносотенцем. Но за ее пределами иудеи всего мира обязаны были в определенный день и час вознести молитву во здравие человека по имени Василий Шульгин, который в 1913 году предотвратил массовые еврейские погромы в Киеве.

Комментарий к несущественному

Кем надо быть, чтобы придумать настоящий заговор внутри чекистского мнимого? Самонадеянным идиотом, не так ли? Ответ по существу правильный, но не совсем точный. Надо быть Троцким. А кем надо быть, чтобы поверить в эту авантюру? Наверно, действительным статским