комнатах, хотя не было и семи часов.

Шмот продолжал спать… Во сне он чмокал губами и что-то бормотал. «Футболезцы» собрались около него, набрали в легкие побольше воздуха и крикнули:

— Шмот, проснись… весна!

От неожиданности вратарь скатился с койки на пол и ошалело вскочил.

— Вы чего пугаете? Такой сон видел! Не дали досмотреть.

Из кухни Домбов вернулся с вестью:

— А девчонки встали раньше нас. Физзарядкой занимаются и хором декламируют: «Идет, гудет зеленый шум».

Налив кипятку, Лапышев взбил кисточкой в кружке мыльную пену и предложил:

— Подходи по очереди… Поскоблю.

Бритва в его руках, казалось, легко снимала темневший пушок под носом и на подбородке, но через минуту появлялся приметный след: крошечные капельки крови. Это парнишек не обескураживало. Они же мужчины! Должны терпеть.

Позавтракав, «футболезцы» надели куртки, кепки и, слыша, как с гомоном спускаются по лестнице девчонки, выбежали из комнаты.

На лестнице — кто на перилах, кто по ступенькам — вихрем понеслись вниз и, конечно, обогнали девчонок.

На улице капель. Темный ноздристый снег. Журчание ручейков.

Солнце вселилось в каждую каплю, искрилось и слепило.

Нина Шумова тронула Ромку за локоть.

— Времени много, — сказала она, — идем пешком.

Взявшись за руки, они зашагали но набережной. Капли брызг серебристыми чешуйками оседали на черных ее чулках.

— Почему больше не заходите к нам? — спросила Нина. — Могли бы стихи вспомнить, потанцевать.

— Некогда, над учебниками корпим. Сама знаешь, зачеты приближаются. Лапышев передышки не дает.

— Захотели бы, так нашли время. Видно, наша компания вам не подходит.

— Ну, это ты зря! Самая подходящая. Вот выпустим паровоз, тогда с целым оркестром к вам явимся.

* * *

В фабзавуче пятнадцатиминутный перерыв. Ученики повыскакивали из классов на солнышко, которое уже светило по-летнему.

Девчонки выстроились во дворе вдоль ярко освещенной стены и, закрыв глаза, вытянули лица навстречу теплым лучам.

Мальчишки-первогодники от нечего делать принялись кикать на асфальтированной части двора вместо мяча деревянный обрубок. Старшие же толпились около кузницы и открыто курили. Это им уже не запрещалось.

Неожиданно из проходной выбежал Юра Лапышев и помчался к административному корпусу. Все приметили, что он взмок от бега и принес какую-то волнующую весть.

— Юра, постой! — окликнул его Виванов.

Но Лапышев, махнув рукой, стал подниматься наверх, прыгая через три ступеньки, и скрылся в кабинете начальника школы.

— Что могло случиться? — недоумевали литейщики. — Не зазнался ли Юра, все-таки заместитель отсекра!

Перерыв подходил к концу, когда Лапышев, высекая коваными каблуками искры, скатился с лестницы и, не удержавшись, последние студентки пересчитал задом и спиной. Охая и хохоча, он с трудом поднялся и закричал:

— Ребята! Внимание! Как только остановятся моторы и станки, все выходим на улицу! Идем в депо. Сегодня пробный пробег нашего паровоза. Ур-ра-а, ребята!

Через проходную никто не пошел. Мальчишки настежь открыли ворота. Послышалась команда «Строиться!» Но разве фабзавучников удержишь? Вырвавшись на улицу, они наперегонки помчались к паровозоремонтным мастерским.

У депо, украшенного флажками и гирляндами, стража — цепь из паровозников.

— Наберитесь терпения! Пусть все соберутся, — распоряжался председатель месткома Леша Квокарев. Он вскарабкался на погнутый котел, намереваясь закатить «речугу», но его голос заглушил басистый гудок мастерских, извещавший об обеденном перерыве.

— Расступись… выводят!

Скрипя, медленно распахнулись высокие ворота. Из сумеречной утробы депо выкатился глазастый, сверкающий свежей краской, живой, дышащий паром «ОВ-75». Его украшали зелень и кумач.

— У-гу-гу-у-у! — гудком приветствовал Калитич толпу. Лицо его было измазано, но сияло от счастья. Сегодня он сам поведет восстановленный паровоз.

Оставив «овечку», Калитич спрыгнул на землю и попал в объятия Зои Любченко. «Слоник» при всех расцеловала его и сказала:

— Спасибо за паровоз! Пусть исполнятся все твои желания!

— Все… все?.. — как бы не веря, переспросил Калитич.

— Все, — повторила девушка и смутилась.

Ребята не поняли, о чем у них идет разговор. Обступив паровоз, они выискивали свои детали и хвастались:

— Этот медный краник я отливал.

— Наша поковка!

— Мы с Колькой модель стругали, а потом уже литейщики и токаря…

— Эвон наш конус!

Каждый искал частицу своего труда в пыхтящем великане.

Шмот лазал под колеса с масленкой. Он еще раз осматривал поблескивающие части локомотива. Как же иначе? Ведь сегодня Шмот будет помогать Калитичу вести «овечку» на первом перегоне.

Высыпали из мастерских и взрослые производственники. Им тоже любопытно взглянуть на дело рук мальчишек и девчонок.

Толпа собралась большая. Вот семафор засветился зеленым огоньком и поднял железную руку. Путь свободен — «овечке» фабзавучников зеленая улица.

Калитич, Тронский и Шмот вскарабкались по железным скобам на паровоз и, помахав руками, дали гудок.

Выплевывая из трубы кольцами дым и забрызгивая ребят свежим паром, паровоз взмахнул кулисами раз… два… Колеса сперва забуксовали, затем сдвинулись с места и покатили по рельсам.

Под восторженные выкрики вверх полетели кепки, береты, платки… Некоторые парнишки вприскочку побежали за «овечкой», но вскоре отстали. А паровоз, набирая скорость, прогудел еще раз и скрылся за семафором.

Главный зачет был сдан: собственными руками ребята оживили локомотив и выпустили работать на линию. Многие стали мастерами своего дела.

1