солидном подзаголовке. Автор касается и опасностей догматического мышления, и политической наивности Запада, и несправедливостей тоталитарных режимов. По охвату реалий и Запада, и Востока, равных этой книге найдется немного. В полном, хотя и несколько старомодном, смысле "роман идей", она одновременно -- и повесть жизни самого Шкворецкого (он сам говорил, что Дэнни -- "фигура автобиографическая, смесь реального и желаемого") и, по выражению канадского критика Д.Дж.Энрайта, "Библия Изгнания".

Хотя цикл о Дэнни Смирицком, вероятно, приблизился с "Инженером человеческих душ" к концу, музыка по-прежнему звучит в следующем романе Шкворецкого "Влюбленный Дворжак". Беллетризованная биография композитора, посещавшего Нью-Йорк и испытавшего влияние негритянской народной музыки и джаза, дает автору повод поразмышлять о синтезе двух доминирующих музыкальных культур нашего времени -- классической европейской традиции и джазовой американской. Хотя синтаксически озадаченные американские критики сочли, что повествовательная структура начальных глав "Дворжака" слишком сложна, чтобы ими можно было наслаждаться, но традиционный юмор автора в дальнейшем оживляет книгу, и в целом роман -- достойная дань памяти Антонину Дворжаку и праздник той музыки, дорогу которой он проложил.

Стиль прозы Шкворецкого, пишущего и на чешском, и на английском, поэтичен, и сюжет в ней часто играет меньшую роль, чем игра слов и образов. Его длинные периоды виснут и уходят в бесконечность, а огромные придаточные в скобках паровозами грохочут мимо. Язык его в высшей степени музыкален, одновременно напоминая фуги и сонаты -- и бесконечные саксофонные импровизации свободного джаза. В нем -- и ностальгия, и горечь писателя, оторванного от родной языковой среды чуждой тоталитарной силой. Проза Шкворецкого не потеряла своего блеска и свежести и сейчас, через 40 лет. Сам он в предисловии к канадскому изданию "Бас-саксофона" писал: "Для меня литература постоянно трубит в рог, поет о молодости, когда молодость уже безвозвратно ушла, поет о родном доме, когда в шизофрении времени вдруг оказываешься на земле, лежащей за океаном, на земле, где -- как бы гостеприимна или дружелюбна она ни была -- нет твоего сердца, поскольку ты приземлился на этих берегах слишком поздно."