- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (106) »
все та же нестерпимая жажда. Делаю все, чтобы как-то отвлечься от мыслей о Тае (подруга Ю.Софиева в Алма-Ате — Н.Ч.). Но ежеминутно она пронзает все мое существо нестерпимой болью и тоской.
Сегодня она должна была приехать в Стерлитамак.
Может быть, прав Dorelte:
Только этот floqlich enden произошел у меня не в самые тихие и счастливые часы моей любви к ней и ее любви ко мне, а они были и их-то я никогда не забуду. Но как раз эти мартовские дни прошлого года…
2.
(Стихи, известные, Ю.Софиева — «Прозрачной акварелью нарисован…», «В деревенском кафе», «Географическая карта», «Может быть, другим со стороны…», «В окне “Орел”, сверкая Алтаиром…» — Н.Ч.).
1959 г.
1.
«Жить стоит только для того, чтобы странствовать, видеть новые города и страны, новых людей, насладиться созерцанием великих произведений искусства» Лично мне трудно, мучительно жить без этого, но жить стоит не только для этого и вовсе не ради этого. В такой жизни нет творческого начала.
Но копить «сокровища» только для жадного наслаждения созерцателя — тема скупого рыцаря. В какой-то мере та же бесплодная личность. Вся моя жизнь — ненасытная жадность к видениям жизни, к видениям мира. Эти видения давали мне неизъяснимые наслаждения, восторг, радость. Но голое созерцание не дает полного удовлетворения. Созерцание, накапливание впечатлений — сами по себе не дают полного удовлетворения. Даже созерцание великих творений искусства не исчерпываются эстетическим наслаждением, но зовут, мучают и гонят порывами к творчеству. Накапливание — это обещание воплощения. Но из творчества ничего не вышло! И как мало успел я накопить, сколько упущено и, увы, безвозвратно, непоправимо! Как ничтожно то, что я видел, по сравнению с тем, чего я не увидел, вернее не повидал! Как мало деятельна была моя жизнь. Как случайно, как мало в ней было раздумий, расчетливой целеустремленности. И не только полное отсутствие экономии времени, но неумное, бессмысленное расточительство, мотовство. Morgen, Morgen nur nicht heute… (завтра, завтра, только не сегодня — Н.Ч.). Читаю Никулина о Венеции. Как близка и возможна была Италия, при усилии, при упорстве, при целеустремленности. Конечно, у меня никогда не было денег. Но разве это обстоятельство помешало мне на велосипеде объехать всю Францию, а пол-Европы обойти пешком?
Странное сочетание non chelon и какой-то жалкой осторожности. Отсутствие настоящей, большой смелости.
2.
(Черновик письма к Елене Лютц, которая одно время была гражданской женой поэта и друга Ю.Софиева — Виктора Мамченко, в Париж. О личном счастье — Н.Ч.).
Все, что ты пишешь, для меня, конечно, все интересно, все дорого, но и очень, очень грустно. Ведь судя по твоему письму, твоя жизнь, как я хотел написать — полная бессмыслица, но это не верно, потому что была наполнена полезной работой (Елена работала медсестрой в Русском Доме и ухаживала за тяжело больным Виктором Мамченко, даже уже расставшись с ним — Н.Ч.). Но в личном плане она — нелепость. По всему видно, что ты полностью примирилась с судьбой и не помышляешь о ее изменении. «Что случилось, то случилось; что было, того уже нет». Я очень хорошо знаю, как тебе тяжело, родная, и потому особую горечь вызывает у меня твоя восточная примиренность с судьбой. Я тебе давным-давно говорил: В. (Виктор Мамченко — Н.Ч.) совершенно подавил и исковеркал твою личность своим диким деспотическим характером. Без всякой надежды на освобождение, на возможность открытого сопротивления, у тебя выражалось в потере самозащиты, способность к мимикрии, к тысячам уловок, к приспособлению, к замкнутости, к уходу в себя, при постоянном страхе, при постоянной настороженности, к ежеминутному ожиданию возможного удара. Постоянный компромисс с судьбой. «Что было, то уже не будет». Это все бесспорные истины. Прошлого не вернешь, оно не в нашей воле, но будущее — строить свое будущее — это в нашей власти, было бы желание и упорство. А в твоих письмах полный отказ от будущего, полная покорность судьбе, полная безысходность. У меня было давнишнее стихотворение — совершенно забытое мною — в котором говорилось, что я думал о счастье, как о гоголевской галушке — разинь рот и оно само в рот прыгнет, а пропустив его, я понял, что и счастье, как «царствие божие», берется силой. Мы с тобой взять силой его не сумели. Очень много, во всем этом, моей вины. Я за это сейчас и расплачиваюсь. И все-таки сомневаюсь — если бы действовал иначе — если бы не было Сони (16-ти летняя русская девушка, в которую Ю.Софиев был влюблен в Париже, она тоже писала стихи и была отменно хороша собой, ей посвящен целый цикл любовной лирики — Н.Ч.) — если бы мое поведение было бы безупречно — все равно ты нашла бы причины, из страха что-либо изменить, чтобы сохранить наш обычный status quo. «А счастье было так близко и так возможно». Я не иронизирую, Лена. Оно было в наших руках, Лена. Ущербное, неполное, подверженное испытаниям (для тебя в особенности), трудное и горькое, да и краденое к тому же. И все-таки это было счастье! Вспомни и проверь самое себя. И мне верилось, что здесь, дома, в новой жизни (…) оно станет открытым и полным, прошедшем через все испытания. Мне тебя очень недостает, Лена. Ты это не сможешь понять, а я не могу тебе этого объяснить. Приходит в голову еще одна мысль. Ты часто меня упрекала, что я живу прошлым, воспоминаниями. Теперь я знаю, что это было от расточительности, потому что будущего было, или казалось, еще очень много. Слишком много было еще впереди — так ощущалось — и потому прошлое не казалось безысходным. Фактически я им никогда не жил, я его носил в себе. Как носил вообще многое. Кстати, чувствовал как свое, как живое — во Франции — многие моменты французской истории: французскую революцию, средневековье. «Историческая эмоция» всегда мне была свойственна.
Die sckonsten Stunden
Im Leben sind die, nach
Tiefem efoem herzlichen Erleben
Diese friunerung bleit turing
Только этот floqlich enden произошел у меня не в самые тихие и счастливые часы моей любви к ней и ее любви ко мне, а они были и их-то я никогда не забуду. Но как раз эти мартовские дни прошлого года…
2.
(Стихи, известные, Ю.Софиева — «Прозрачной акварелью нарисован…», «В деревенском кафе», «Географическая карта», «Может быть, другим со стороны…», «В окне “Орел”, сверкая Алтаиром…» — Н.Ч.).
1959 г.
1.
«Жить стоит только для того, чтобы странствовать, видеть новые города и страны, новых людей, насладиться созерцанием великих произведений искусства» Лично мне трудно, мучительно жить без этого, но жить стоит не только для этого и вовсе не ради этого. В такой жизни нет творческого начала.
Вот так и мы с тобою жадно копим.
Сокровища, скитаясь по земле…
Но копить «сокровища» только для жадного наслаждения созерцателя — тема скупого рыцаря. В какой-то мере та же бесплодная личность. Вся моя жизнь — ненасытная жадность к видениям жизни, к видениям мира. Эти видения давали мне неизъяснимые наслаждения, восторг, радость. Но голое созерцание не дает полного удовлетворения. Созерцание, накапливание впечатлений — сами по себе не дают полного удовлетворения. Даже созерцание великих творений искусства не исчерпываются эстетическим наслаждением, но зовут, мучают и гонят порывами к творчеству. Накапливание — это обещание воплощения. Но из творчества ничего не вышло! И как мало успел я накопить, сколько упущено и, увы, безвозвратно, непоправимо! Как ничтожно то, что я видел, по сравнению с тем, чего я не увидел, вернее не повидал! Как мало деятельна была моя жизнь. Как случайно, как мало в ней было раздумий, расчетливой целеустремленности. И не только полное отсутствие экономии времени, но неумное, бессмысленное расточительство, мотовство. Morgen, Morgen nur nicht heute… (завтра, завтра, только не сегодня — Н.Ч.). Читаю Никулина о Венеции. Как близка и возможна была Италия, при усилии, при упорстве, при целеустремленности. Конечно, у меня никогда не было денег. Но разве это обстоятельство помешало мне на велосипеде объехать всю Францию, а пол-Европы обойти пешком?
Как много прожито, и все-таки, как мало пережито…
Пережить можно было бы в тысячу раз больше.
Странное сочетание non chelon и какой-то жалкой осторожности. Отсутствие настоящей, большой смелости.
2.
(Черновик письма к Елене Лютц, которая одно время была гражданской женой поэта и друга Ю.Софиева — Виктора Мамченко, в Париж. О личном счастье — Н.Ч.).
Все, что ты пишешь, для меня, конечно, все интересно, все дорого, но и очень, очень грустно. Ведь судя по твоему письму, твоя жизнь, как я хотел написать — полная бессмыслица, но это не верно, потому что была наполнена полезной работой (Елена работала медсестрой в Русском Доме и ухаживала за тяжело больным Виктором Мамченко, даже уже расставшись с ним — Н.Ч.). Но в личном плане она — нелепость. По всему видно, что ты полностью примирилась с судьбой и не помышляешь о ее изменении. «Что случилось, то случилось; что было, того уже нет». Я очень хорошо знаю, как тебе тяжело, родная, и потому особую горечь вызывает у меня твоя восточная примиренность с судьбой. Я тебе давным-давно говорил: В. (Виктор Мамченко — Н.Ч.) совершенно подавил и исковеркал твою личность своим диким деспотическим характером. Без всякой надежды на освобождение, на возможность открытого сопротивления, у тебя выражалось в потере самозащиты, способность к мимикрии, к тысячам уловок, к приспособлению, к замкнутости, к уходу в себя, при постоянном страхе, при постоянной настороженности, к ежеминутному ожиданию возможного удара. Постоянный компромисс с судьбой. «Что было, то уже не будет». Это все бесспорные истины. Прошлого не вернешь, оно не в нашей воле, но будущее — строить свое будущее — это в нашей власти, было бы желание и упорство. А в твоих письмах полный отказ от будущего, полная покорность судьбе, полная безысходность. У меня было давнишнее стихотворение — совершенно забытое мною — в котором говорилось, что я думал о счастье, как о гоголевской галушке — разинь рот и оно само в рот прыгнет, а пропустив его, я понял, что и счастье, как «царствие божие», берется силой. Мы с тобой взять силой его не сумели. Очень много, во всем этом, моей вины. Я за это сейчас и расплачиваюсь. И все-таки сомневаюсь — если бы действовал иначе — если бы не было Сони (16-ти летняя русская девушка, в которую Ю.Софиев был влюблен в Париже, она тоже писала стихи и была отменно хороша собой, ей посвящен целый цикл любовной лирики — Н.Ч.) — если бы мое поведение было бы безупречно — все равно ты нашла бы причины, из страха что-либо изменить, чтобы сохранить наш обычный status quo. «А счастье было так близко и так возможно». Я не иронизирую, Лена. Оно было в наших руках, Лена. Ущербное, неполное, подверженное испытаниям (для тебя в особенности), трудное и горькое, да и краденое к тому же. И все-таки это было счастье! Вспомни и проверь самое себя. И мне верилось, что здесь, дома, в новой жизни (…) оно станет открытым и полным, прошедшем через все испытания. Мне тебя очень недостает, Лена. Ты это не сможешь понять, а я не могу тебе этого объяснить. Приходит в голову еще одна мысль. Ты часто меня упрекала, что я живу прошлым, воспоминаниями. Теперь я знаю, что это было от расточительности, потому что будущего было, или казалось, еще очень много. Слишком много было еще впереди — так ощущалось — и потому прошлое не казалось безысходным. Фактически я им никогда не жил, я его носил в себе. Как носил вообще многое. Кстати, чувствовал как свое, как живое — во Франции — многие моменты французской истории: французскую революцию, средневековье. «Историческая эмоция» всегда мне была свойственна.
И мертвых нет! Одни живые.
Там в бездне отшумевших дней
Горят огни сторожевые
(неразб.) памяти моей.
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (106) »