дворе осень сорок четвертого, наши войска уже давно выбросили фашистов за пределы Советского Союза, а Штейнглицу, как и многим другим фрицам, все еще кажется, что это какая-то ошибка, роковая случайность. Что надо только чуть-чуть поднажать, ввести в бой дополнительные силы или новое оружие, и опять вернется победоносный для Германии сорок первый год.

— Заткнись. Никто сдаваться не намерен. А ты, если не хочешь сдохнуть, от пуль своих же, слушай сюда!

— Entschuldigung!* (*нем., - Извините!) — страх снова плеснулся в глазах Штейнглица.

— Бог простит. Хватит трепаться. Истребители хотят развернуть нас обратно, поэтому не стреляют. Держи «мессеры» в прицеле, но не стреляй, пока они сами не начнут. Понял меня?

— Я.

— И не дрейфь. Первые очереди будут заградительными. Успеешь. Только целься хорошо. Это наш шанс. Второго могут не предоставить.

— Яволь.

— Давай, господин подполковник… Не подкачай… — Корнеев сделал над собою усилие и дружески похлопал немца по плечу.

— Entschuldigung?

— Не бери в голову, — усмехнулся Корнеев. — Ты другое помни: попадешь — не только живой останешься, но еще и груз сохранить поможешь. А это, при рассмотрении твоего дела, зачтется!

* * *

«Мессеры» зашли на еще один круг, пройдя рядом с «юнкерсом», едва не задевая его крыльями. И поскольку пулеметы транспортника молчали, летчики решили, что в самолете-беглеце либо нет боезапаса, либо некому стрелять. То есть, «юнкерс» угнан одним пилотом. Сбросив газ до минимума, они поравнялись с кабиной и знаками показали Колесникову, чтобы он разворачивался.

Получивший указания Корнеева, Сергей оживленно жестикулируя, семафорил в ответ какую-то несуразицу. Тыкая пальцем в потолок, стуча себя по лбу, показывая пальцем за спину и производя еще целую кучу маловразумительных действий. Ведущий пары честно пытался понять, переглядываясь со своим ведомым. Потом немецкий летчик опять пожимая плечами, грозил и показывал круговой разворот и посадку. На что Колесников отвечал еще более бурным размахиванием свободной рукой, периодически отпуская штурвал и хватаясь за него снова.

Смысл затеи оставался прежним: тянуть время. Молчание, как известно трактуется однозначно, а непонятные ответы требуют времени для осмысления. Пускай счет идет на секунды, но и это выигрыш. Еще на сотню метров ближе к передовой…

Ованесян понял замысел командира без объяснений. Показал большой палец и сполз на пол, чтоб его даже случайно не заметили из кабины вражеского истребителя.

— Огонь на поражение, только после второй заградительной очереди, — уточнил на всякий случай Корнеев. — Бей наверняка, Вартан.

— Не беспокойся, командир.

— Добро…

Корнеев быстро занял свое место, опять-таки соблюдая максимальную осторожность. То, что немцы не могли не видеть Штейнглица, даже сыграло на руку. Приняв решение атаковать, истребители наверняка, на всякий случай, зайдут с той стороны, где у пулемета как бы нет стрелка.

А развязка приближалась с каждой секундой…

Отчаявшись добиться четкого ответа от пилота транспортника, ведущий пары «мессеров» самым не двузначным образом последний раз стукнул себя кулаком по лбу, показал пальцем на Сергея и изобразил ладонью крутое пике. Мол, дурак ты, парень, и — покойник. В ответ капитан Колесников тоже постучал по лбу. От такого пассажа немецкий истребитель вильнул, свалился на крыло, нырнул вниз и пропал из виду.

— Приготовиться! — закричал Корнеев, разворачиваясь к хвосту. Никого.

Крутнулся обратно. Вовремя… Немцы шли в атаку, как на учениях. В лоб. Наверное, решили применить последнее средство устрашения. Чтобы летчик транспортника взглянул, так сказать, смерти в лицо.

Самолет ухнул в воздушную яму так резко, что сердце вместе с желудком болезненным комком оказалось в горле.

— Твою мать!.. — Корнеев вдохнул глубже и сплюнул под ноги.

Секунда, вторая…

И тут Сергей учудил такое, чего не ожидал никто. Капитан гордо вздернул подбородок и выбросил руку в нацистском приветствии.

«Мессеры», так и не открыв огонь, взмыли вверх и пронеслись серыми молниями над неуклюжим транспортником. Корнеев едва удержался, чтоб не всадить очередь в брюхо одному из них. Пальцы майора буквально впились в рукоять пулемета. Но, нельзя!.. Даже удачное попадание тут же раскрыло бы всю маскировку, и второй истребитель немедля сбил бы тихоходный «юнкерс». Нет, рано. Надо еще потянуть. Линия фронта совсем рядом.

Немецкие истребители снова зашли в хвост.

Будут стрелять или нет?! Если будут, с такой дистанции промахнуться невозможно. Двумя залпами превратят «юнкерс» в клубок ревущего огня. Корнеев замер. Нет, похоже, еще сомневаются. Слишком близко подошли. Сами увернуться не успеют. Может, первым начать?

Майор посмотрел вниз, и сердце радостно екнуло. Под ними проплывала передовая. Две линии траншей, ходов связи, артиллерийских позиций и пулеметных гнезд, разделенные полосою ничейной земли. Местами окопы и траншеи замаскированы так, словно там и нет никого, а кое-где — как трафарет, темнеет выброшенная земля, демаскируя позиции. Может, из-за чьего-то преступного головотяпства, а может, наоборот — создавая ложные цели.

Если первое, то ненадолго. До обязательного облета передовой командующим фронтом. И если что-то будет не так, как положено или приказано — штрафбат немедленно получит внеочередное пополнение. Прямым приказом маршала. Больше всего Иван Степанович не терпит разгильдяйства, считая его вторым худшим качеством командира, после трусости.

Звук скорострельной авиационной пушки и пулеметной очереди ворвался в мысли Корнеева, мгновенно приведя майора в чувство. Вот и конец игре. Вот и дождались предупредительных выстрелов. Первых и скорее всего последних. Как бы не сомневались немецкие летчики, но должны понимать: дольше тянуть нельзя.

«Мессеры» красиво отвалили в сторону и зашли на последний вираж, завершить который собирались прицельным выстрелом. Кто бы не сидел за штурвалом этого странного Ю-52, хоть сам рейхсмаршал Геринг, приказы не обсуждают.

— Всем приготовиться!

Корнеев понимал, что все и так готовы, даже Штейнглиц, но ничто так не ободряет, как уверенный командирский голос. Напоминающий бойцу, что он остался не один на один с врагом, что вместе с ним в бой идут и его товарищи.

Майор довернул кресло, и стал выцеливать ведущего. Убежденный в собственной безопасности, вражеский истребитель сам вползал в перекрестье прицела, выбирая безупречную позицию. Наверное хотел покрасоваться перед своим ведомым, сбив транспортник с первого же выстрела.

Пора!

Корнеев нажал на спуск, и пулемет застрочил,