прилива крови наравне с членом, который вздымался, подобно царственному скипетру гигантского цветка. Одно проникало в потаённые глубины, другое обволакивало чужой тайной. Чертило в ней и на ней загадочные письмена.

Когда Марина пыталась объяснить это Марку, тот легко и радостно соглашался.

— Так и должно быть в любви, — говорил он. — Понимаешь, весь мир полон знаков. Беда человечества, что оно не умеет их заметить. А кто может прочесть — тому всё ложится под ноги. Тот — поистине князь этого мира.

Месяца через три Марк завязал знакомства и наладил контакты. Память к нему, по всей видимости, полностью возвратилась — или не думала никуда исчезать. Марина не думала спрашивать: нечто говорило со всей определенностью, что ей не лгут. Тем более что к обустройству он подходил как истинный хозяин: денег на продукты давал, правда, немного, зато отремонтировал и накрепко узаконил дом, привёз кое-какую мебель, старомодную, но даже на взгляд Марины, стильную, и полностью реконструировал кормящий компьютер. Ему, по его словам, дали выгодный приработок: оцифровывать программы освоения океанов.

— Вполне логично, что таким заинтересовались вплотную, — философствовал он вечером за чашкой травяного чая. — Земля — планета водных просторов и глубин, миллионы морских и океанских видов против тысяч сухопутных. Один из самых перспективных видов — крошечная медуза Turritopsis Nutricula. Она, оказывается, бессмертна. Достигнув зрелости и спаривания, превращается в ювенильную, то есть молодую особь: клетки изменяют свой тип. И так до бесконечности, как на качелях: пока эту крошку не убьют. Вот.

— Я слышала. Очередной учёный бум. Но вроде как надувательство. Положим, зачем умирать после родов — человек ведь живёт. Только как они всю воду не забьют собой, эти твои бессмертники.

— Они умирают. Это Океан вечен и дарит изменения. А человечество выкарабкалось из него на сушу и сидит на кочке, как зайцы этого…Дед-Мазая. И гадит ещё кругом себя. Портит, не умея толком воспользоваться никаким богатством.

— Так в глубинах всё спрессовано, — возражала Марина. — Сверхдавления, всякое такое… Человеку не вынести, а тамошних жутких обитателей на клочки разорвёт, если подтащить ближе к берегу.

— Предельная глубина океана — одиннадцать километров, а кашалот ныряет за добычей на три, — возражал он. — Без титановой скорлупы современных батискафов и подлодок. Это физика, а вот тебе биохимия. Вода — всемогущий растворитель, она уже миллиарды лет копила в себе знание, вбирала в себя животворные элементы — фосфор, азот, углерод, кальций… Именно сверхдавления с помощью той же воды разбивали её молекулы, а затем пряли из них полимерные нити, ткали материал для простейших аминокислот. Вы, чудаки, только и додумались опреснять животворящую кровь мира. И вливать в неё свою грязь. А это колыбель. Суша — детская комната для испорченных мальчишек и девчонок с космическими замашками. Лучше бы Антарктиду освободили от ледяной корки — хотя к тому как раз идёт.

— Ты так говоришь, будто другой, чем все.

Марк усмехнулся и ничего не сказал.

Зато ей самой снилось нечто удивительное — будто передались от любовника его сумрачные видения, которыми он ей отвечал на немые вопросы. В них была ледяная бездна, которую разжижали крошечные звёзды и скопления огоньков, тяжесть, плотная, как любовные объятия, застывшие серебряные и струи, будто слепленные из пены, причудливые гребни арок над колоннами, покрытые глубокой резьбой стены — и мысль о цвете, которая фантастическим образом превращалась в сам цвет и свет. Ибо, как говорили ей дружественные голоса и учили, идеальный свет неуязвим и неистребим, а цвет, как и звук, — лишь особенность восприятия. В этот миг, когда она уже углублялась в дебри покинутого города, вступал прекрасный, мощный хор голосов, и Марине становилось ясно, что слышит она это восхваление вовсе не ушами, но душой и телом — и что оно влечёт её к вершинам…

И просыпалась, чтобы снова провалиться в глубь морскую.

На следующий день её друг слегка подровнял волосы и перекрасился в эффектного блондина, высветлил кожу и навёл брови. Типичный культурный европеец.

— Что, престижную работу ищешь?

Марк улыбнулся с прежней миной. Но да, по-видимому, денежное дело отыскал, потому что оформил кредитную карту не на одного себя — на неё, сумма была крупная, — и стал пропадать буквально сутками. Марина слегка злилась — ревновала, хотела понять, в чём дело. Поймать с поличным. Он смеялся, говорил, что рано или поздно она узнает и получит больше, чем хотела.

Однажды это произошло.

Марина отперла входную дверь, удивившись, что — на один оборот: она так не оставляла. И увидела сразу в прихожей.

Двухметровое чудище, покрытое скользкой изумрудной чешуёй. Когтистые пальцы рук и ног соединены перепонками. На обширном куполе головы — огромные, в пол-лица (лица ли?) круглые глаза. Нос — желтоватый костяной клюв, как у попугая, рта нет вообще. И до самого полу ниспадают лоснящиеся кручёные пряди.

Нет. Щупальца с круглыми присосками, почти такими же, как на груди и в паху. Влажные от внутренних соков и выпотов.

Это было ужасающе. Ужасающе прекрасно.

Она завопила — и тотчас же Марик подхватил её на руки. Совсем прежний, только вот…

Снова тёмно-каштановые волосы, как на пляже. И — он женщина. Марика.

— Мелузина, — поправила та невысказанное. — Фея, что вышла за рыцаря. Она запретила мужу видеть себя, когда обращалась в змею. А ещё это называется «Протей». Метаморф. Гермафродит — два пола в одном. Дети же не знают, что нельзя быть и им, и ею сразу. Я не слишком быстро объясняю?

— Т-ты обм-манщ…

Марина захлебнулась словом. Но на ногах уже смогла удержаться.

— Я нарочно демонстрирую все свои облики, все костюмы, все формы, вплоть до базовой, — а ты мне не верила до последнего. Обманывать-то как раз и не хотелось. Видишь ли, меня так воспитали. Причём во всех смыслах.

— Кто?

— Вы даёте им скверные имена. Азатот. Кракен. Ктулху. И ещё иные. Древние владыки планеты. Помнишь, мы с тобой спорили о глубоководной жизни? Создания бездны дышат не таким воздухом, как вы. Их лёгкие наполнены водой, насыщенной кислородом. Но всё равно — это вода, которая почти не сжимается и не так уж охотно обращается в пар. Такое лет двадцать назад пробовали сделать с обычными людьми, без кислородных мембран, только с центрифугой, перемешивающей кислород и воду, — и ведь получалось ненадолго. Детки в клетке… то есть бултыхаются в аквариуме. Потом, конечно, приходится разгружать дыхательные мешки — с трудом, с болью. Вот как тогда на берегу. Ну, тут мне повезло: ты