не разбаловалась... А так - все у нее есть, а
уж игры этой...
Входит художница, одетая и намазанная для разв
рата.
ХУДОЖНИЦА. О! Глебов!.. Глебов! Он мертв! (Мечется по комна
те.) Так я и знала! Мы не встретились в этом мире! Уви
димся в том! Здравствуй, Глебов!
Ссыпает в ладонь таблетки из сумочки, глотает
их с помощью стакана воды, стоящего у полукушетки
на тумбочке с самого начала. Опускается рядом с
Глебовым. Застывает.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. А-а!.. А-а!.. (Дамочке.) Какой здесь этаж? ДАМОЧКА (растерянно). Семнадцатый этаж двадцатидвухэтажного
дома... ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. А-а!.. А-а!.. (Достает из портфеля бумаги.) Это
новый устав артели. Мое завещание землякам. А-а!! А-а!
Разбегается, прыгает в окно. Крик "а-а" слы
шится долго.
ДАМОЧКА. Все кончено, Леша. Как сказал Эммануил Кант, душа не
может жить вне своего тела, но все-таки живет. Прощай.
Подходит к художнице, достает и глотает остав
шиеся в сумочке таблетки, запивая оставшейся в
стакане водой. Опускается по другую сторону от мо
лодого гения. Застывает.
МОЛОДОЙ ГЕНИЙ (подняв голову, непонимающе смотрит на женщин).
Что это?.. Зачем такие юные и способные нести огонь по
гасли? (Озирается.) А ведь и покончить с собой нечем. Не
чем! А хочется...
Встает.
МОЛОДОЙ ГЕНИЙ. Нет, Нинель Исидоровна, ваш знакомый конюх был
все же глубоко неправ, несмотря на классическое образова
ние. Потому, кстати, он и стал конюхом. Все поддается ра
зуму в этом мире! Все! (Подносит палец к виску.) Пух!
Падает.
СТАРАЯ ВЕШАЛКА (восхищенно). Нет, этого даже в тридцатые годы
не было! Нет! Даже представить себе невозможно было
что-нибудь подобное! Коллективное самоубийство на почве
неразделенных чувств! Да это же черт знает что за дела!..
(Пауза.) Разве что, когда я шла по темному коридору в наг
лаженном белье и накрахмаленном халатике и от меня летели
искры, как от электросварки... Разве что тогда я могла...
да, могла себе представить, что такое станет возможно!..
Когда-то!.. Ах, как это феерично! Я сейчас зарыдаю!..
(Уходя.) Да, уже плачу! И даже не задумываюсь о
последствиях!
Уходит.