- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (91) »
внезапно весь вышел.
Из безрадостных дум вывел негромкий окрик:
— Лука, ты чего здесь торчишь, как Митволь на Барвихе?
«Значит покуда не развоплотился», — отметил Лука с облегчением и протянул говорившему руку.
— Привет, Митя!
Однако старый приятель Дима Свиридов с пожатием рук не спешил.
— Звиняй, дружище, но с вашим «отъезжающим» братом лучше лишний раз не контачить, — и отступил на шаг. Затем, чуть поразмыслив, всё же помахал приветственно с безопасного расстояния.
От такой неучтивости знакомца Лука опешил.
— Куда отъезжающие, ты чего несешь?!
Свиридов театрально закатил глаза и жестом священника вознес руки к небу. Точнее, к потолку, это самое недружелюбное небо тщательно скрывающему.
— Туда, Паш, туда. С твоей хворью другого пути не бывает.
— А не рановато ли, Митя, ты меня хоронишь? Вот он я — живой! Дышу, разговариваю, а еще врезать могу от всей души, от тела покуда что не отделившейся.
Приятель вздохнул и укоризненно покачал головой:
— За что ты так цепляешься? Семьи нет — старую не сберег, новую не создал и не создашь никогда. Бабы твои, только про болезнь услышав, нос воротят. Может, работа любимая держит? Это ведь какая головокружительная карьера — помоишник постапокалипсиса. Раньше, как лох последний, на «лексусах» раскатывал, а нынче первый парень в подземелье — побирушка, собиратель металлолома и пустых бутылок, или чего вы там мародерите… Что потерять боишься? Унылый беспросвет, тухлые консервы, отравленную воду и зараженный воздух? Над чем так трясешься? Лично я считаю, что досталось тебе халявное избавление от всей опостылевшей безнадеги. Я бы сам на себя руки давно наложил, да вера не позволяет…
Подивился Лука речам «жизнелюба» Свиридова, но вслух лишь укорил:
— То-то руки пожать не можешь, ссышься своё избавление подцепить?
Дмитрий спорить не стал:
— Ссусь. Завидую тебе, но инстинктов побороть не могу, они велят до последнего мучиться. Вот так и живем, в муках и страхе…
— Балабол ты, Митя. Балабол и пустобрёх, — Лука больше не злился. Какой смысл в злобе, зачем её плодить, когда время на исходе? Успеть бы пару добрых дел напоследок сделать, всё легче ласты будет склеивать, спокойнее.
Митя на обидные эпитеты никак не среагировал. Помолчал немного, думая о чём-то своем, затем сказал:
— Тебя Василич к себе вызывает.
— Который из Василичей?
Вызывать — именно вызывать, а не звать или приглашать, мог только один Василич, и Лука прекрасно это знал. Но всё равно спросил. Глупо, конечно. Однако страх показаться смешным или тупым куда-то подевался после рокового медобследования.
— Начальственный, Павлик, начальственный.
— Чего хочет? В карантин быстрей засунуть или сразу — в расход?
— Понятия не имею, — Свиридов пожал плечами. — Но вакцину от твоей дряни точно не предложит.
— Гад ты, Митяй…
— Не серчай шибко. Не умею сочувствовать, когда зависть гложет… Прощай, Лука!
— Не прощу, — вяло огрызнулся сталкер и неторопливо побрел к начальственному Василичу.
В кабинет высокого начальства Лука зашел без стука. Хотел было пинком придать давно не смазываемой двери необходимое ускорение, но в последний момент передумал — всё же кое-какую власть над его безрадостной судьбой Васильич еще имел. — Здравствуй, Паша, — седовласый Женя Васильич при его появлении поднялся и жестом указал на скамью для посетителей. Видимо, заблаговременно пресекая всяческие поползновения на негигиеничные с недавней поры рукопожатия. — Молодец, что сразу явился. Негоже по бункеру заразу разносить. — Здравствуйте, Евгений Васильевич, — Лука придал своей небритой и довольно-таки помятой физиономии максимально серьезный вид. — Я же опытный сталкер! Столько добра нашему подземелью сделал, пользу принес неисчислимую, что ж теперь из-за недомогания легкого вред малой родине чинить? Не таков я, товарищ начальник, вы же знаете. Хочу и дальше служить на благо подземного общества, бороться за его процветание и благоденствие. Пока, как говорится, смерть не разлучит нас! Васильича героическая речь подчиненного не воодушевила. Напротив, он сильно нахмурился и с недовольным видом заерзал на царственном кресле из натуральной кожи. Долго подбирал правильные слова, затем плюнул на политес и запальчиво, не скрывая раздражения, высказал сталкеру: — Павлик, не ёрничай. Смерть, будь она неладна, нас уже разлучила! Кончита, мля, фимедия! — Финита ля комедия, — автоматически поправил Лука. — Ну, какая, в прямую кишку, комедия?! — Евгений Васильевич голосовых связок больше не жалел и орал во всё луженое горло. — Вот ведь радость неописуемая, драть тебя в левую ноздрю — с ровного места потерять лучшего сталкера! — Васильич, Васильич, — Лукьяненко энергично замахал руками. — Не кричи! Никуда твой сталкер не терялся, тута он! — Поняв, что поток громогласных слов временно исчерпан, добавил примирительно: — За «лучшего» спасибо, дождался, наконец… — Натрындец! — не очень литературно передразнил начальник, но больше в ярость не впадал. Посидел несколько минут, повздыхал над думами
* * *
Секретарша Наташа, прозываемая в народе секретуткой Парашей, при виде Луки испуганно завизжала. «Ох, не зря тебя Парашей кличут», — привычно подумал горемычный сталкер, неприязненно рассматривая толстуху. — Дура, чего визжишь, как порося? Мертвеца не видела? — он не стал особенно церемониться со всегда раздражавшей его особой. Настроения для дипломатии и прочих соловьиных трелей не было. — Ишь, разговорился, — Наташа гневно зыркнула исподлобья, накручивая себя для ответной брани, однако её не по-женски грубый голос тут же сорвался, превратившись в ушераздирающий писклявый фальцет. Продолжать спор в столь вызывающе высокой тональности секретарша не решилась и без лишней словесной борьбы махнула в сторону начальственной двери. — Женя… — она запнулась, но тут же проявила женскую сноровку. — Женя Васильевич ждет. Проходите… — И снова замялась, готовясь без запинки произнести чуждое небогатому лексикону слово. — Пожа-луй-ста! «Женя Васильевич, значит?» — ухмыльнулся про себя Лука, мысленно издеваясь над неразборчивым бабофилом Васильичем. Сталкер изобразил благодарственный книксен и послал шустрой секретутке воздушно-капельный поцелуй, отчего та содрогнулась всем дородным телом, а затем панически прикрыла мясистую носоглотку не менее мясистыми клешнями-ладонями. — Охренительный респиратор! — со знанием дела похвалил матерый подземный воитель и вальяжно прошествовал мимо тоскливо матерящейся толстухи.В кабинет высокого начальства Лука зашел без стука. Хотел было пинком придать давно не смазываемой двери необходимое ускорение, но в последний момент передумал — всё же кое-какую власть над его безрадостной судьбой Васильич еще имел. — Здравствуй, Паша, — седовласый Женя Васильич при его появлении поднялся и жестом указал на скамью для посетителей. Видимо, заблаговременно пресекая всяческие поползновения на негигиеничные с недавней поры рукопожатия. — Молодец, что сразу явился. Негоже по бункеру заразу разносить. — Здравствуйте, Евгений Васильевич, — Лука придал своей небритой и довольно-таки помятой физиономии максимально серьезный вид. — Я же опытный сталкер! Столько добра нашему подземелью сделал, пользу принес неисчислимую, что ж теперь из-за недомогания легкого вред малой родине чинить? Не таков я, товарищ начальник, вы же знаете. Хочу и дальше служить на благо подземного общества, бороться за его процветание и благоденствие. Пока, как говорится, смерть не разлучит нас! Васильича героическая речь подчиненного не воодушевила. Напротив, он сильно нахмурился и с недовольным видом заерзал на царственном кресле из натуральной кожи. Долго подбирал правильные слова, затем плюнул на политес и запальчиво, не скрывая раздражения, высказал сталкеру: — Павлик, не ёрничай. Смерть, будь она неладна, нас уже разлучила! Кончита, мля, фимедия! — Финита ля комедия, — автоматически поправил Лука. — Ну, какая, в прямую кишку, комедия?! — Евгений Васильевич голосовых связок больше не жалел и орал во всё луженое горло. — Вот ведь радость неописуемая, драть тебя в левую ноздрю — с ровного места потерять лучшего сталкера! — Васильич, Васильич, — Лукьяненко энергично замахал руками. — Не кричи! Никуда твой сталкер не терялся, тута он! — Поняв, что поток громогласных слов временно исчерпан, добавил примирительно: — За «лучшего» спасибо, дождался, наконец… — Натрындец! — не очень литературно передразнил начальник, но больше в ярость не впадал. Посидел несколько минут, повздыхал над думами
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (91) »