головушка, от невзгод и от обид, Мама, белая голубушка, утро новое горит.

Все оно смывает начисто, все разглаживает вновь... Отступает одиночество, возвращается любовь.

И сладки, как в полдень пасеки, как из детства голоса, твои руки, твои песенки, твои вечные глаза. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.

ДУНАЙСКАЯ ФАНТАЗИЯ

Оле

Как бы мне сейчас хотелось в Вилкове вдруг очутиться! Там - каналы, там - гондолы, гондольеры. Очутиться, позабыться, от печалей отшутиться: ими жизнь моя отравлена без меры.

Там побеленные стены и фундаменты цветные, а по стенам плющ клубится для оправы. И лежат на солнцепеке безопасные, цепные, показные, пожилые волкодавы.

Там у пристани танцуют жок, а может быть, сиртаки: сыновей своих в солдаты провожают. Всё надеются: сгодятся для победы, для атаки, а не хватит - сколько надо, нарожают.

Там опять для нас с тобою дебаркадер домом служит. Мы гуляем вдоль Дуная, рыбу удим. И объятья наши жарки, и над нами ангел кружит и клянется нам, что счастливы мы будем.

Как бы мне сейчас хотелось очутиться в том,

вчерашнем, быть влюбленным и не думать о спасенье, пить вино из черных кружек, хлебом заедать

домашним, чтоб смеялась ты и плакала со всеми.

Как бы мне сейчас хотелось ускользнуть туда,

в начало, к тем ребятам уходящим приобщиться. И с тобою так расстаться у дунайского причала, чтоб была еще надежда воротиться. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.

* * * На полотне у Аллы Беляковой, где темный сад немного бестолковый, где из окна, дразня и завораживая, выплескивается пятно 1000 оранжевое, где все имеет первозданный вид и ветви как зеленая оправа, где кто-то бодрствует, а кто-то спит в том домике, изображенном справа,там я бываю запросто в гостях, и надобности нет о новостях выспрашивать дотошно и лукаво. По лесенке скрипучей в сад схожу и выгляжу, быть может, даже хмурым; потом сажусь и за столом сижу под лампою с зеленым абажуром. Я на виду, я чем-то удручен, а может, восхищен, но тем не мене никто, никто не ведает,

о чем я размышляю в данное мгновенье, совсем один в той странной тишине, которою вселенная объята... И что-то есть, наверное, во мне от старого глехо* и от Сократа.

* Крестьянин (груз.) Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.

* * * Сколько сделано руками удивительных красот! Но рукам пока далече до пронзительных высот, до божественной, и вечной, и нетленной красоты, что соблазном к нам стекает с недоступной высоты. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.

* * *

А. Кушнеру

Хочу воскресить своих предков, хоть что-нибудь в сердце сберечь. Они словно птицы на ветках, и мне непонятна их речь.

Живут в небесах мои бабки и ангелов кормят с руки. На райское пение падки, на доброе слово легки.

Не слышно им плача и грома, и это уже на века. И нет у них отчего дома, а только одни облака.

Они в кринолины одеты. И льется божественный свет от бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.

ПРИМЕТА

А. Жигулину

Если ворон в вышине, дело, стало быть, к войне.

Чтобы не было войны, надо ворона убить. Чтобы ворона убить, надо ружья зарядить.

А как станем заряжать, всем захочется стрелять. Ну а как стрельба пойдет, пуля дырочку найдет.

Ей не жалко никого, ей попасть бы хоть в кого, хоть в чужого, хоть в свово.. Во, и боле ничего.

Во, и боле ничего. Во, и боле никого. Кроме ворона того: стрельнуть некому в него. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.

* * * Черный ворон сквозь белое облако глянет значит, скоро кровавая музыка грянет. В генеральском мундире стоит дирижер, перед ним - под машинку остриженный хор. У него - руки в белых перчатках. Песнопенье, знакомое с давешних пор, возникает из слов непечатных.

Постепенно вступают штыки и мортиры значит, скоро по швам расползутся мундиры, значит, скоро сподобимся есть за двоих, забывать мертвецов и бояться живых, прикрываться истлевшею рванью... Лишь бы только не спутать своих и чужих, то проклятья, то гимны горланя.

Разыгрался на славу оркестр допотопный. Все наелись от пуза музыки окопной. Дирижер дирижера спешит заменить. Те, что в поле вповалку (прошу извинить), с того ворона взоров не сводят, и кого хоронить, и кому хоронить непонятно... А годы уходят.

Все кончается в срок. Лишней крови хватает. Род людской ведь не сахар: авось не растает. Двое живы (покуда их вексель продлен), третий (лишний, наверно) в раю погребен, и земля словно пух под лопатой... А над ними с прадедовых самых времен черный ворон, во всем виноватый. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.

ДЕРЗОСТЬ, ИЛИ РАЗГОВОР ПЕРЕД БОЕМ - Господин лейтенант, что это вы хмуры? Аль не по сердцу вам ваше ремесло?

- Господин генерал, вспомнились амуры не скажу, чтобы мне с ними не везло.

- Господин лейтенант, нынче не до шашней: скоро бой предстоит, а вы все про баб!

- Господин генерал, перед рукопашной золотые деньки вспомянуть хотя 689 б.

- Господин лейтенант, не к добру все это! Мы ведь здесь для того, чтобы побеждать...

- Господин генерал, будет нам победа, да придется ли мне с вами пировать?

- На полях, лейтенант, кровию политых, расцветет, лейтенант, славы торжество...

- Господин генерал, слава для убитых, а живому нужней женщина его.

- Черт возьми, лейтенант, да что это с вами! Где же воинский долг, ненависть к врагу?!

- Господин генерал, посудите сами: я и рад бы приврать, да вот не могу...

- Ну гляди, лейтенант, каяться придется! Пускай счеты с тобой трибунал сведет...

- Видно, так, генерал: чужой промахнется, а уж свой в своего всегда попадет. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.

* * * Читаю мемуары разных лиц. Сопоставляю прошлого картины, что удается мне не без труда. Из вороха распавшихся страниц соорудить пытаюсь мир единый, а из тряпья одежки обветшалой блистательный ваш облик, господа. Из полусгнивших кружев паутины вдруг аромат антоновки лежалой, какие-то деревни, города, а в них - разлуки, встречи, именины, родная речь и свадеб поезда; сражения, сомнения, проклятья, и кринолины, и крестьянок платья... Как медуница перед розой алой фигуры ваших женщин, господа... И не хватает мелочи, пожалуй, чтоб слиться с этим миром навсегда. Булат Окуджава. Избранное. Стихотворения. "Московский Рабочий", 1989.