далеко где-то играл быструю и печальную мелодию ксилофон.
Сосед Федор задергался отчаянно, неожиданно вывалился во двор, но, против ожидания, не ткнулся носом в битый кирпич, а, погасив кое-как колебания, осторожно выпрямился и полегоньку, не рискуя, начал движение к дому. Дойдя совершенно благополучно до столбика с бельевыми веревками, он остановился и сделал попытку взглянуть вверх на свои окна. Попытка эта кончилась неудачей — соседа Федора качнуло назад и отнесло на два шага в сторону. Еще раз и с тем же успехом попытался он посмотреть вверх, а потом неожиданно спокойно и рассудительно поймал руками бельевой столбик, и тут же, конечно, совладал с мятежной своей головою, и, выставив подбородок, долго и методично осматривал наш дом. Но, не найдя своих окон, сосед Федор уронил голову на грудь и прочно загрустил у столбика.
Я взглянул на Семенова — тот плющил пальцами мундштук новой папиросы и сопел, уставясь в землю.
К печальному соседу Федору, старательно делая каждый шаг, приближался дружелюбный гражданин.
— Грышка, — хрипло радовался гражданин, — твою дивизию!.. Здорово, Грышка!.. Говорю — здорово…
Показался в своем окне Митька Персик и расплылся радостно. Дом наш ожил, со стуком открывалось одно окно, затем другое, третье.
Дойдя до соседа Федора, дружелюбный гражданин взмахнул рукой и довольно точно хлопнул его по плечу.
— Да здорово, Грышка! — гаркнул гражданин.
Сосед Федор, видимо, устал уже и, не мудрствуя лукаво, отпустил из рук столбик и влепил дружелюбному гражданину в ухо — и тоже довольно точно.
На третьем этаже звякнуло и распахнулось окно, толстая Раиса стремительно навалилась на подоконник. Мужики неистово махали кулаками в примерно встречных направлениях. Раиса заорала, пустила матерщину и скрылась. Но когда она вылетела из подъезда, сосед Федор и дружелюбный гражданин уже брели, обнявшись, куда-то в сторону и с громадным чувством ревели:
Раиса расторопно разметала приятелей. Дружелюбный гражданин криво шарахнулся от нее и, изумленно матюгаясь, упал во второй раз. Рыжий Семенов прикурил торопливо свою «пшеничную» и злобно уставился на Раису, которая уверенными тычками направляла своего непутевого супруга в подъезд. При каждом тычке глаза Семенова судорожно щурились.
Собственно, рассказывать больше и нечего. Рыжий Семенов, не сказав ни слова, даже не взглянув на меня, встал и ушел со двора. После этого я видел его только один раз. Он шел по улице мне навстречу, сунув руки в карманы куртки, насупленный и опухший. Однако меня он не заметил, хотя и прошел совсем рядом. У нас во дворе он больше не появлялся, может быть потому, что сосед Федор не так давно схлопотал по пьяному делу три года, и Раиса шлет теперь посылки с салом и апельсинами и поговаривает о разводе.
А историю, которую рассказал рыжий Семенов, чем далее, тем увереннее считаю я выдумкой, может быть даже плодом умственного расстройства контуженного атмосферным электричеством человека.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты…