внезапно сверкнувшее дно карьера.

Раздался щелчок, и платформа влетела в паз. Две минуты до атаки. Джереми выхватил нож и начал кромсать крепления. Ещё и ещё. Наискось: вылетали треугольные бруски, трапеции, пирамиды. Так бывает податлива сталь. Он выбил регулятор подачи энергии на максимум, далеко за красную черту, сбил предохранитель, перерубил последнее крепление и вцепился в ствол лазера, массивный тусклый кристалл в стрелковом чехле.

Умру от тяжести, подумал он — но, конечно же, выдержал и вытащил многотонный ствол из гнезда, не вырвав провода из гнёзд. Примитивный горняцкий лазер из орудия превратился в оружие. Воя сквозь зубы от тяжести кристалла, Джереми перевернул его и вставил тупой конец в гнездо. Ствол немного осел. Стало легче. Джереми навёл лазер на центр массы корабля и отдал системе приказ снять камуфляж.

Амаралис увидела всё. Её стрелки успели понять, что из карьера на них смотрит гибель, успели даже прицелиться и поднять силовые поля. Выстрелить они уже не успели. Обняв ствол лазера руками, Джеремия выдохнул и ударил ногой по спусковому рычагу.

Из карьера вырвался белый луч. Он жил почти четверть секунды — пока не сгорел стрелковый чехол и державший его человек. Этого хватило. В лазоревой обшивке корабля появилась огневая брешь, и корабль содрогнулся. Брешь стремительно расширялась. Корабль затрепыхался, как простреленная птица, снялся с невидимого якоря и, судорожно дёргаясь, завертелся вокруг собственной оси.

Потом грянул взрыв. Силовые поля Мирамара защитили посёлок от большей части обломков, но пластиковое небо сгорело и осыпалось листопадом по крышам, улицам и площадям. Эта осень продолжалась ещё много часов. Разогревшийся воздух пришёл в движение и гонял туда и сюда невесомые клочья — жёлтые, розовые и алые. То, что осталось от Амаралис, превратилось в метеориты, невольные спутники Бриарея. Изувеченный скелет корабля медленно, словно нехотя поплыл прочь от Мирамара, туда, где три пурпурных ока смотрели в космос с исполинского лица. Пройдёт какое-то время, и сторукий великан уверенно схватит останки, чтобы погрузить их в свой ревущий зев.

* * *

Я вхожу в твою комнату. Здесь царит сумрак. Здесь пусто, и чувство такое, будто бы в этой комнате год назад справили по кому-то поминки, и с тех пор никто в неё не заходил. За окном без стекла — чуть колышутся пепельные занавески — улица усыпана яркими осенними листьями, жёлтыми, оранжевыми и алыми. На самом деле это обломки нанопластика, сгоревшего в пламени взрыва. А то, что покоится на столе — не ты. Это даже не мёртвое тело. Это какие-то клочья, куски металла, обгорелый шлем, к которому прикипел след органических солей. Изуродованный шлем хранит серьёзное, торжественное выражение, выражение выполненного долга и жертвы. Это облик руны Нерхат.

В окно заглядывает мраморно-алый отсвет пожара. Он суётся туда и сюда, скользит по стенам, по столу, по шлему. Мне не с кем прощаться. Я плачу. Ведь если ты существуешь, то это кому-нибудь нужно. Так бывает всегда.

the end