- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (100) »
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая ЗАРЯ-ЗАРЯНИЦА
Дела давно минувших дней,Преданья старины глубокой…А. С. Пушкин
Было раннее морозное утро. То время, когда долгая зимняя ночь медленно отступает перед надвигающимся рассветом, несущим с собою неповторимо нежные розовато-алые тона пробуждающегося дня. Далеко на востоке загорается тонкая полоса этой радостной расцветки. Медленно растёт и ширится она, позолоченная ещё не видимым лучом солнца, постепенно охватывая голубые дали неба. Это раннее пробуждение зари русский народ называет заря-заряница. Спит, ещё не проснулась старушка Москва, тихи её улицы. И кажется, что прошедшие века в дрёме повисли над славным русским городом. Чудится: веют старые предания над сонными площадями, над золочёными главами церквей, над остатками массивной стены Китай-города, над приземистыми Иверскими воротами. Ворота эти ведут на Красную площадь, раскинувшуюся у Кремлёвской стены. Там памятник Минину и Пожарскому напоминает о бессмертном подвиге русского народа, о его горячей любви и преданности родной земле. Царские сатрапы и полицейские сыщики в поисках крамольников и бунтовщиков почти никогда не переходили Замоскворецкого моста, уверенно заявляя: — Крепки там исконные русские обычаи и преданность престолу. …На небольшой тихой замоскворецкой улочке, теряющейся в зарослях берёзы и тальника Москвы-реки, стоял старинный, но подновлённый деревянный домик с мезонином. Вокруг него теснились ветхие домишки с палисадниками и садами, что придавало улице деревенский вид. Дом с мезонином своим фасадом глядел на восток, и заряница уже окрасила улыбчивыми розовато-алыми тонами его окна, покрытые морозным узором. На безлюдную улицу из-за угла торопливо вышли два человека. Один был в тёплом пальто и в меховой шапке, другой — в полушубке и треухе. Миновав крыльцо дома с мезонином, человек в пальто пошарил в кармане и, вынув затейливый ключ, открыл калитку в заборе. Пропустив спутника в сад, вошёл сам и аккуратно запер калитку. — Смелей шагай за мной, Корней, вот в эту дверцу да наклонись: лоб расшибёшь. — Войдя в маленькие сенцы, оба поднялись по витой лестнице в мезонин. — Ну, раздевайся, будем отдыхать, а потом о деле, — говорил первый, снимая пальто и вешая его у двери. Сняв калоши и шапку, раскинул руки в стороны, сделал несколько гимнастических упражнении. — Вот теперь всё в порядке, согрелся. Садись в кресло, к печке… Говоривший был совсем молодым человеком с нежным, ещё не знавшим бритвы лицом. Русые волнистые волосы упрямо спадали на высокий лоб с чёрными бровями. Большие серые глаза искрились, смотрели озорно и дерзко. Ступал он бесшумно и легко. Корней, сняв полушубок, оказался в суконном кафтане, подпоясанном кушаком, за который был заткнут длинный охотничий нож. Широкие плечи и большие крепкие руки указывали на недюжинную силу этого человека. Угрюмое лицо, обросшее русой бородкой и усами, было решительным, а глаза глядели неожиданно ласково. Сдерживая раскаты басовитого голоса, спросил: — Ну, Андрей, где твой товар? Покажь, может, вожжаться не след? — Ладно, сиди. Сейчас разбужу Янека… — А меня будить не надо… Из-за перегородки вышел высокий тонкий человек в крестьянском платье. Его лицо альбиноса поражало бесцветностью волос, бровей, бороды. Но черты лица и вся фигура дышали таким величием, что ему под стать были бы рыцарские латы, а не крестьянская сермяга. — Вот какой он, наш Яносик польский, ветер удалой! — воскликнул Андрей, отступив от двери. Янек шагнул ближе к хмурому богатырю, зорко оглядел его, точно изучая. А тот разочарованно начал: — Вишь ты, хлипкий какой, а… Он не успел окончить фразы, как «хлипкий», молниеносным движением охватив его за плечи и дав подножку, повалил на пол. Приглушая голос, воскликнул: — Го-го-го! Какая дичина. Неуклюже поднявшись, тот удовлетворённо гудел: — Ну-ну, ловкач! Лесника свалил… — Знай наших! Ну, как товар? Нравится? — засмеялся Андрей. — Только вы тихо, черти полосатые. Сейчас матушка поднимется: она чутко спит. — Так мы тихо… — проговорил Ян. — Тихо, тихо, а весь дом затрясся, — прогудел лесник. В ту же минуту внизу раздался голос: — Андрюша, что это загрохотало у тебя? — Ишь, голос какой, точно горлинка воркует, — хрипло прошептал лесник. Тем временем Андрей уже распахнул дверь, ласково говорил вниз: — Это так, старый дуб с Воробьёвых гор рухнул. Мы потревожили твой сон? — Нет, я уже встала, заряницу встречала. А твоему дубу не надо ли горячего чая и закусить? Спустись в столовую, забери. — Мамочка, ты чудо из чудес и сама заря-заряница! Послышался смех, хлопнула дверь, заскрипели ступеньки под ногами спускавшегося Андрея. Через несколько минут он вернулся с подносом всякой снеди и с чайником чая. Холодное мясо, колбаса, пирожки и тёплый белый хлеб сразу пробудили у мужчин аппетит. — Так вот, — говорил Андрей, откусывая пирожок и запивая горячим чаем, — паспорт на имя Яна Кунайнена я достал. Ты финн, батрак из имения барона Остена. Отправлен был к барину с отчётом, но барин уехал за границу… Все документы в порядке. Это на случай, если задержат. — Со мной кто его задержит? Провожу за самую границу, — проговорил лесник, благосклонно посматривая на Яна. — Ну, всем человек удался, только… — продолжал он, качая головой. — Что только? — усмехнулся Ян. — Белобрысый больно. Чухна да и всё тут. — Вот перейду границу и опять чёрным стану. — Краска! — догадался тот. — Ну, диви… Когда покончили с ранним завтраком, Андрей убрал посуду на окно, разостлал на столе газету и стал выгружать карманы. — Этот маленький револьвер бьёт хорошо. Вот паспорт, тут письмо-доклад управляющего. Адрес запомни, а то не будешь знать своего помещика… — Учи! — засмеялся Ян. — А это что? — протянул он руку. — Погоди! Забирай, снаряжайся к вечеру. Пойдёте на лыжах… А это «Искра», понимаешь? Ленинская «Искра», первый номер нашей газеты! — Стой! Где отпечатана? Давай! — взволновался Ян. — Не спеши, — Андрей отдёрнул руку с газетой, — какой невыдержанный товарищ!.. — Ян засмеялся, погрозив ему кулаком. — Этот номер вышел в Лейпциге. Но тебе надо пробираться в Мюнхен. Ленин будет там. Передашь ему все наши новости… Теперь на, читай, а мы с Корнеем завалимся спать. Всю ночь с ребятами в типографии листовки печатали, А Корней прошагал двадцать пять вёрст и
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (100) »